Не верь глазам своим
Шрифт:
Ирина выполнила свой «сюрприз» и в пятницу вечером, с разрешения врача, «украла» мужа из больницы… (на две ночи и субботу — до воскресенья) хоть они и провели большую часть времени в кровати, воздух родного дома бодрил и вселял надежду на скорейшее возвращение сюда (даже не смотря на неудобство передвижения — на костылях!).
Проснувшись поздно, почти весь день они провели на улице — солнышко светило и грело, как на заказ, и они загорали, качались на качелях, и даже устроили дневной пикник (правда, без шашлыка — долго стоять на костылях у мангала и возиться с мясом Ирина мужу в этот раз не разрешила) с отваренными куриными крылышками и обжаренными на углях. Глеб сначала разочаровался — хотелось мяса, но
В такой рабоче-домашней обстановке время пролетело быстро и после снятия гипса и полного обследования, они наконец-то возвращались домой…
34. Август. Пять месяцев беременности
Теперь Глеб шел к дому на «своих двоих» и как хозяин (а не гость на денек), но с палочкой, обнимая жену за плечи, она придерживала его за талию, приноравливаясь к его шагам.
— Дом, милый дом! — произнес Глеб и Ирине показалось что он расчувствовался. — Ириш, если я когда-нибудь соберусь покупать что-то грандиозное… напомни мне о сегодняшнем дне!
— Хорошо. Ты рад что мы дома?
— Не то слово! Мне часто снилось, что мы все вместе идем по дорожке к дому… но это казалось несбыточной мечтой.
— Даже не упоминай об этом! Мы дома! А скоро поедим за Снежкой, отдохнем и все вместе вернемся домой, как ты мечтал.
Глеб остановился, повернулся к жене, посмотрел ей в глаза.
— Спасибо тебе, родная, что вытащила меня, дала мне силы восстановиться.
— Глеб, не благодари! Разве ты поступил бы по отношению ко мне как-то иначе?
— Нет, родная! Я сделал бы все, чтобы ты вернулась ко мне!
— Тогда, открывай двери, хозяин! — и Ирина протянула мужу ключи от коттеджа.
Через три дня они улетели в Испанию, в Картахену…
Но в эти три дня, как и предполагала Ирина, Глеб поспешил выйти на работу, и ей с большим трудом удалось уложить его на диван в кабинете (чтобы не нагружать сразу больную ногу), а потом и вовсе увезти домой, где он продолжил работать — проверять и разбираться, что и все ли было сделано для спасения его компании.
Зато ночью Глеб не вылезал из кровати и не выпускал жену: ласкал, нацеловывал, нашептывал признания, снова и снова занимался с ней любовью… «осторожненько и нежненько», пытаясь ей (и себе в первую очередь) «компенсировать упущенные» удовольствия… иногда устало откидываясь на кровать и требуя «восстановление сил» эротическим массажем, после «обильного завершения» которого он расслабленно засыпал, прижимая к своему боку уставшую, заботливую «гейшу».
Они улетели отдыхать, но даже и там Глеб старался держать под контролем свою компанию: командовал, распекал и даже покрикивал, выделяя по нескольку часов утром и днем. Исключение составляли выходные, когда он полностью посвящал себя семье: они загорали, купались, плавали на яхте… (хотя вечером он все же умудрялся открывать комп, пока Ирина не утягивала его в кровать, соблазняя эротическим массажем, отказаться от которого у Глеба не было сил… да и желания тоже).
Три недели пролетели в «сказочном расслабоне», по словам Сашка, а потом Ирина стала получать тревожные сообщения от Дианы: сначала она паниковала по поводу мумифицированного ребенка, потом о своем самочувствии, и наконец, заявила, что еще месяц всего этого ужаса не выдержит, что врачи, видя ее нервное состояние, предложили сделать кесарево и «родоразрешить» ее на тридцать
Ирина не сомневалась, что ребенок Дины не ребенок Глеба!
А еще через несколько дней Дина прислала совсем уж паническое сообщение: «Прокесарили! Ребенок болен! Нужны огромные деньги на лечение! Я больше не могу! Если он вам нужен, забирайте его себе — я от нее отказываюсь». Что было делать Ирине?
«— Отец Глеба прав! — гладя животик, в тихой панике расхаживая по мраморным полам виллы, думала она, не замечая встревоженные взгляды матери. — Не делай добра, не получишь ответочку! Что все это значит? Ребенок, что игрушка? «Она мне не нужна — забирайте ее себе!» А мне она нужна? И почему я должна ее забирать? Это ее ребенок! Спокойно!.. Через три месяца мне рожать, а тут такие проблемы! Проблемы и выяснения! А если эта девочка окажется дочерью Глеба?! Тогда что делать? Опять начну сомневаться: изменил — не изменил…». Нет, такая нервотрепка мне точно не нужна! Мне, в первую очередь, надо беречь своего сына! Прав Илья Семенович — зря я во все это ввязалась! А я дурочка его не послушалась!
— Илья почти всегда прав!
Услышав голос Тамары Леонидовны, Ирина вздрогнула и обернулась — в кресле сидела мать и нервно теребила оставленную игрушку Снежки.
— Ты о чем?
— О твоих последних словах.
Ирина и не заметила, что последние фразы своих раздумий произнесла вслух.
— Я просто…
— Да нет, милая, в жизни все сложно! Если бы ты хотя бы прислушивалась к словам взрослых — все было бы на много проще.
— Ты о чем?
— Илья несколько раз просил тебя поговорить с ним серьезно — ты отказалась! Просил не лезть в дела, которые тебя не касаются — ты влезаешь! Просил не тратить семейные деньги на посторонних людей — ты тратишь! Просил тебя беречь своего сына и не подвергать его стрессам — ты не слушаешь! Вот и получила…
— Откуда ты все знаешь?
— Илья звонил и жаловался на тебя! — Тамара Леонидовна недовольно посмотрела на дочь — когда она перестанет за нее волноваться?! — Давай, рассказывай, что у тебя там произошло — будем вместе думать, как выпутаться из свалившихся на тебя проблем!
Повздыхав, Ирина рассказала матери все, что знала… с кем еще поделиться, если не с самым близким и родным человеком.
Та сидела на стуле, вцепившись в плюшевую игрушку и изредка качая головой.
— Почему ты не выслушала Илью?
— Потому… потому, что последнее время я его терпеть не могу! Он меня бесит своим снобизмом, жесткостью и уверенность, что он все контролирует и все ему должны подчиняться! Щас! Я не собираюсь жить по его указке и делать так, как он хочет!
— Понятно, подростковый бунт! По-моему, ты выросла из этого возраста, хотя в пятнадцать ты плавно перескочила этот период! А чем конкретно он тебя обидел?
Ирина немного помолчала, вспоминая их разговор.
— Он плюнул мне в душу, сказав, что я тощая, зажатая, никому не интересная баба… и смел подумать, что я хочу затащить его в кровать и сделать своим любовником! Представляешь?! И после этого он хочет со мной «серьезно поговорить»!