Не вернуться никогда
Шрифт:
…Данванский офицер лежал чуть в стороне от пламени. Он был без шлема, и бледное мокрое от пота лицо смотрело в небо. Ног ниже колен у данвана не было, и по камням из пламени тянулся спёкшийся от жара след. На подходивших к нему мальчишек данван поглядел удивлённо и внимательно. Рядом были разбросаны куски упаковки универсальных бинтов — он обрабатывал раны, а вот за оружием — кобурой на поясе — не потянулся, продолжая разглядывать ребят. Олег мог бы покляться, что данван старается понять, как же получилось то, что получилось? Потом данван зашарил рукой по челюсти — поправлял лингвист. И сказал:
— Добейте меня.
—
Данван силился улыбнуться, но губы у него дрожали, а в глазах росло недоверие и…
— Он боится, — тихо сказал Вадим. — Он не может поверить, что это случилось и боится.
Тогда подошедший Дан молча выстрелил офицеру в голову. Потом швырнул "брен тен" в сторону и пошёл прочь, шатаясь и закрыв лицо руками.
ИНТЕРЛЮДИЯ. ЧЁРНЫЕ ХРОНИКИ АРДЫ. (1.)
Уходили — неспешно,
Умирали — спеша…
Целый мир не успевших
Научиться дышать…
Десять шагов, обрыв, поворот, межа…
Что же, Учитель, руки твои дрожат?
Как же, Учитель, речи твои добры…
Десять шагов. Межа. Поворот. Обрыв.
Рухнувшим замкам вечно лежать в пыли…
Я суетилась: "Где у тебя болит?"
Я вопрошала: "Что у тебя в душе?"
Десять шагов. Обрыв. Поворот. Уже
Холодно. Это звезды всему виной…
Плакать ли, петь ли? Кровь превращать в вино?
Ты, сотворивший сердце в моей груди, -
Ты — пустотой глазниц в пустоту глядишь.
Твой надзиратель держится молодцом…
Разве добро бывает с таким лицом?
Разве добро бывает с гнильцой внутри?
Разве добро карает тех, кто творит?
Я привыкаю к вечной твоей ночи.
Я замираю на острие ножа.
Ненависть… Ты нас этому не учил.
Десять
Не жаль?
1. Стихи Д.Коденко.
* * *
Дэм Гато й'Харья — отцу.
Отец!
Пишу тебе с Эрда. Пишу коротко, потому что много слов — много дорог, а моя дорога одна.
Я жив. Я не в плену. Наше дело неправое, отец, и мысли наши злые. Дела наши я видел сам и не верю, что они справедливы и оправданны. Я предал Корону, отец. Я предатель всего, чему нас учили служить.
Я вызываю тебя, ан Отмар йорд Харья, мой отец, на гессадрер до смерти — одного за весь наш народ. Если ты согласен — приезжай туда, где был город Балны Хун, который наш народ сжёг. Я буду ждать тебя три месяца по счёту Эрда с дня Первого Снега — ты помнишь этот праздник и снежную крепость у нашего дома, отец?
Не говори матери и братьям. До встречи в бою.
Прощенья не прошу — знаю, что его нет и ты не простишь.
Дан, офицер 1-й полка Повстанческой Армии имени Йэни Асма.
— Что случилось, Дан? — в темноте землянки завозилась Онлид.
— Ничего, — он закрыл блокнот. — Спи, маленькая моя. Утро ещё не скоро.
Дан отложил блокнот и придвинул ноутбук. Щёлкнул крышкой. Пора было закончить отчёт по контрразведке.
* * *
Солдат в пятнистом мешковатом маскхалате и глубокой каске, с фаустпатроном на плече и мужественным лицом целился в Олега. За плечом солдата стоял рабочий — усатый, в спецовке, с винтовкой в руках. На винтовке был примкнут кинжальный штык, хорошо знакомый по фильмам о Великой Отечественной.
Олег подошёл к машине и провёл рукой по надписи:
СЕСТРОРЕЦКIЙ ИМПЕРАТОРСКIЙ ОРУЖЕЙНЫЙ ЗАВОДЪ
Выпрямился. Вадим стоял возле скелета. Посмотрел через плечо и грустно сказал:
— А ведь так и не узнаем, кто он был.
— Надо похоронить… — начал Олег, но не договорил — отшагнул. Йериика, сидевший на корточках у арки, увитой проводами, поставил ноутбук на пол и указал на ожившие огни.