Не верю в доброту братвы
Шрифт:
На шум уже давно вышла местная блатота. Крепкие на вид ребята, накачанные, рожи холеные, сытые. Не воровская это уголовщина, похоже, тут бандиты заправляют. Возможно, не какие-то там конкретные – московские, питерские, тамбовские, а кто сильней, тот и прав. Кто сильней, тот и братва, а кто послабее – ботва. Слышал Глеб и о таких раскладах.
Но бандиты это или воры, «понятия» все имеют, и любой, на ком клеймо пидора, уже не человек. А именно такое клеймо Вагон и прикладывал сейчас к Глебу, осталось только вжечь его в кожу. Но у Глеба еще была возможность отбиться.
Схлестнуться
Вагон здесь не главный, и Глеб это понял, углядев среди блатных невысокого кряжистого мужика. Всем весело, а этот хмурый, сосредоточенный, взгляд спокойный, но в глазах стальной отблеск. Он вышел на зрелище в числе последних, встал с краю, но братва тут же сгруппировалась вокруг него. Так волки сбиваются в стаю вокруг своего вожака.
Но Вагон явно не из последних. Да и в любом случае он будет работать на авторитет. А раз уж братва жаждала шоу, то, бросив Глебу вызов, он пойдет до конца. Или сейчас «опустит» его, или уйдет с поджатым хвостом, третьего не дано…
– А для тебя что менты, что пидоры – одно и то же? – спросил Глеб.
– А разве нет?
– Да ты чо, братан! Менты же звери! Мы бы все здесь дырявыми ходили, если бы менты пидорами были! Они бы нам всем еще на крытом навтыкали!.. А у тебя что, опыт был, да? Тебя менты обидели, братан?.. Хотя какой ты мне братан? – Глеб скривился от невыносимого презрения и искоса глянул на братву.
Те заулыбались, им явно понравился предложенный Глебом вариант развития событий. Чего нельзя было сказать про Вагона. Хоть и не сразу, но все-таки до него дошло, что Глеб его подставил как минимум под насмешки. А ими ведь и до нервного срыва заклевать можно или даже до смерти.
– Я тебе сейчас сам навтыкаю!
Вагон ударил его с размаха, сверху вниз, кулаком. Под такой удар все равно, что под кузнечный молот попасть. Но Глеб успел среагировать – уклонился и даже ударил в ответ.
В челюсть он исполина ударил. Ощущение было такое, как будто кулак врезался в гранитную скалу. Вагон даже не вздрогнул от удара, но разозлился. И тут же ударил снова. И еще…
Глеба спасала медлительность противника. Он и уклонялся, и бил в ответ, но исполин пер на него как танк. В конце концов его кулак со страшной силой опустился Глебу на голову…
Мозг, казалось, вывернулся наизнанку, правый глаз поменялся местами с левым. Глеб попытался удержаться на ногах, но тело вдруг стало невыносимо тяжелым, и он упал. В ушах пронзительно звенело и булькало. Подняться не было сил, и если бы Вагон сейчас ударил с ноги…
Но исполин вдруг остановился, подался назад.
Глеб ничего не слышал, но сквозь качающуюся пелену в глазах увидел, как его схватили какие-то люди в форме, куда-то повели. Ему же помогли подняться. Он сделал шаг, и мир перед глазами ухнул в
Глава 18
Ничему нельзя так верить, как доверительным беседам. И глядя на благодушную улыбку лагерного «кума», Глеб очень хорошо это понимал. Менты стелют мягко, но как же жестко приходится спать.
– Значит, менты не пидоры, да, Касаткин? – добродушно засмеялся капитан Екимов.
Глеб угрюмо промолчал. Это ведь не просто затравка для разговора, этим вопросом «кум» давал понять, что ему об инциденте с Вагоном известно все, вплоть до мельчайших подробностей. А раз так, то у него есть «стукачи» и среди блатных. Ну и как вывод, нет ничего зазорного в том, что и Глеб станет «стучать»… А еще лучше, встанет на путь исправления.
– Вид у тебя, Касаткин, не очень.
Глеб вздохнул. Да уж, не просто сотрясение мозга у него, а серьезная контузия.
– А ведь Смальцев убить тебя мог.
– Так никто и не спорит, – отозвался Глеб.
– Парень ты крепкий, но Смальцев тебе не по зубам.
– Так я и не пытаюсь.
– И еще у него чувства юмора нет, – усмехнулся Екимов, – зато память длинная. Ты вот пошутил, а он век помнить будет. Вот когда тебя убьет, тогда забудет…
– И что вы предлагаете? – уныло спросил Глеб.
– Ничего.
– Как это «ничего»?
– Мы переведем тебя в другой отряд, и этим самым изолируем от Екимова.
– А отряды изолированы? – недоверчиво проговорил Глеб.
– Ну в какой-то степени… Но если ты думаешь, что Смальцев доберется до тебя, мы проведем с ним воспитательную работу… Как видишь, я ничего не предлагаю. Ничего сверх того, что мне положено по долгу службы. И ты должен всего лишь следовать своим обязанностям, а именно своевременно информировать начальство о предполагаемых беспорядках…
– И это все? – язвительно усмехнулся Глеб.
– Нет, не все, – совершенно серьезно сказал Екимов. – Я предлагаю тебе, Касаткин, вступить в секцию.
– Баскетбол, волейбол?
– Нет, профилактика правонарушений. Секция профилактики правонарушений.
– Ни то и ни другое, – отрезал Глеб.
– Почему? – искренне удивился «кум».
– Да как-то не приучен я против течения плыть.
– Гордый?
– Да нет, просто никогда «стукачом» не был. И начинать не хочу.
– Гордый… А гордость у нас на раз ломается, – сменил показную милость на реальную угрозу Екимов. – Мне даже делать ничего не придется, Смальцев сам все сделает. Ты, Касаткин, думаешь, что я тебя уговаривать буду? – «Кум» откинулся в кресле, самодовольно скрестил руки на животе. – Нет, у меня и без тебя таких желающих хватает. Только я к себе в помощники всяких не беру. А ты не всякий. Ты не какая-то уголовная шваль, ты нормальный, случайно оступившийся человек. Воевал, награды имеешь… Я в Чечне не был, не довелось, но очень уважаю тех, кто там побывал. И тебя уважаю. Ты вот Жураева избил, я должен был тебя за это в штрафной изолятор отправить. А ты где три дня отлеживался? В санчасти, да? В санчасти. Ну и как там условия?