Не вместо
Шрифт:
А я… я не собиралась устраивать повтор этой одноразовой секс-акции. И хочется впитать в себя чужое желание без остатка.
— Не надо, — шепчу я, старательно отмахиваясь от проснувшейся совести. — Не сдерживайся.
— Ты слабо понимаешь, о чем просишь, — хрипит в ответ Стефан.
Осторожно подтянувшись еще ближе к краю комода, я обхватываю его бедра ногами, притягивая его ближе к себе. В ответ стон, какое-то полузадушенное ругательство. Теперь нас разделяют только его джинсы, но даже сквозь них я чувствую жар. Провожу ладонью по его груди вниз. Под моими пальцами пуговица выскакивает из петли, едет вниз молния. Ожидая найти под грубой тканью
Рывок — и сарафан расходится на груди. К шее прижимаются горячие, жадные губы. В голове образуется сплошное белое марево. Я выгибаюсь навстречу мужскому телу, и ткань неминуемо расходится сильнее, обнажая грудь.
Он чертит языком дорожку по ней, обхватывает вершинку и прикусывает. И думать у меня больше не получается. Я со стоном откидываюсь назад и врезаюсь спиной в стену. Безумно приятно, но мало, до ломоты в теле. Это страшно и совершенно восхитительно одновременно. Сейчас он мне очень нужен.
Почувствовав бедрами горячую эрекцию, я замираю в предвкушении, закусываю до крови губу. Да, пожалуйста! Я не прошу об этом вслух только усилием воли. Потому что у нас не те отношения, когда станешь умолять. Один толчок, сдвоенный стон. Это немного больно. У меня давно никого не было, и я знаю, что это нельзя не почувствовать. Мне немного за это стыдно, хоть и не должно.
Я никогда не занималась сексом на комоде и понятия не имею, как это может быть удобно. Стефан сам откидывает меня толчком руки в грудь назад, заставляя опереться на руки, подтягивает еще ближе к краю. Теперь он во мне на всю длину. Черт, совершенно точно знает, что делает. Стоит мне подумать, какое я сейчас представляю собой зрелище, как кровь вновь бросается к щекам. Но затем Стефан начинает двигаться, и все мысли о неправильности и стыдливости выносит из моей головы потоком удовольствия.
В груди зарождаются стоны, которые невозможно сдержать. Острое сладкое чувство в животе нарастает. Я крепче вцепляюсь пальцами в край комода, силясь удержаться. Здесь, в этой реальности. Поднимаю глаза на Стефана — я понимаю, что проиграла в этой войне за самоконтроль. Капельки пота на его шее, искаженное мучительным удовольствием лицо. Это как та самая нужная искра. Меня накрывает с головой. Моментально.
Точно так, как сбрасывает с доски каскадом волн, то давая вздохнуть, то снова утаскивая вглубь, вынуждая захлебываться. Глаза открыты, но перед ними все плывет. В фокус попадают то багровый всполох татуировки на плече, то напряженные руки, цепляющиеся за мои бедра. И только наслаждение меня отпускает, оставляя опустошенной, бесформенной массой, как Стефан резко выходит из меня и со стоном кончает мне на бедра.
А меня оглушает пониманием, что сама я о защите даже не вспомнила.
27. Синие метки, желтые журналисты
Силясь придать себе вид гордый, уверенный и независимый, утром понедельника я надеваю один из любимых образов. В отличие от других нарядов, он всегда висит собранным на вешалке вплоть до аксессуаров. Но все впечатление портит засос на шее. Синее пятнышко, наполняющее меня необъяснимым трепетом.
От Стефана я самым бессовестным образом сбежала, ничего не объяснив и не пообещав. Он просил меня остаться. Весьма настойчиво, ибо нельзя так целовать, ни на чем не настаивая. Но
И вот на моей шее засос как напоминание о том, что в моей жизни может быть место не только расчету. Что Шерил Абрамс — не только проблемы с семьей, дела сестринства и попытки разбиться в лепешку ради Майлза Докери, но еще двадцатилетняя девчонка, которую кто-то так хотел, что оставил на ней свое клеймо. Нет, это ложь. Вовсе не кто-то, а совершенно конкретный человек, о котором я думала весь прошлый день.
Когда я вернулась домой в разодранном мокром сарафане, забытом на днях жакете, с перепутанными волосами, засосом на шее, без белья и с лихорадочно горящими глазами после почти суточного отсутствия дома, у нас с родителями случилась немая сцена. Они просто не нашли подходящих слов, чтобы за такое меня отчитать.
— У тебя все хорошо, милая? — наконец спросила мама. Мне, наверное, следовало сразу подняться по лестнице и привести себя в божеский вид, но я почему-то промедлила.
Когда дома был Джеймс, к придиркам родителей я относилась с юмором. Но он увез эту мою легкость за пределы штата Калифорния.
— Я каталась на серфе, — ответила я невпопад.
— Да, я так и поняла, — кивнула она. — Было весело?
— Нет.
Я не соврала. Было нежно, страстно, глупо, опрометчиво, забавно, страшно, безрассудно и проникновенно, но не весело. А было бы здорово подобрать однозначную характеристику. Это бы все упростило.
Больше мне родители ничего не сказали. Но для себя я решила, что так продолжаться не может. С самого начала семестра моя жизнь как машина в неконтролируемом заносе. Куда руль ни выкручу — делаю только хуже. А ведь у меня есть пункт А, пункт Б и четкий маршрут между ними. Я знаю, куда и как должна добраться, нужно только вернуться на проторенную дорожку. Со Стефаном я расплатилась, причем с процентами. Я не могу прервать наше с ним общение полностью — это не в моих интересах, — но точно обязана вернуть его в деловое русло.
Я выдавливаю консилер на палец и безжалостно замазываю синее пятно на своей шее.
Я не знаю, что именно случилось со мной за эти странные выходные, но то, что раньше радовало, теперь бесит до невозможности. Весь этот гомон, улей. Все кажется пресным, поверхностным и надуманным. После Джеймса, после того, что рассказал Стефан о своем прошлом, вся эта университетская и клубная мишура вызывает ассоциацию с разрушенным домом, кое-как прикрытым рисунком того, что будет после реставрации. Или с засосом, который я замазала. Он настоящий, а вот это все — нет.
— Шерил, я не смогла пробиться к Элизабет Голд, но достала Максимилиана Дейтона, — жужжит над самым ухом Изабель во время ланча в патио. Теперь она наша официальная четвертая. Я взяла ее к нам потому, что она первой выполнила мое задание. Ведь разве не все хотят в официальную свиту главы Дельты? Вот и пусть стараются.
За выходные надменная девчушка немного присмирела. И мне бы радоваться. Но неожиданно меня она раздражает. Особенно ее высокий и звонкий голос. Просто ужасно раздражает. Как и эта попытка подольститься. Я дала ей простое задание, уж можно было постараться его выполнить! А теперь она преподнесла мне кота в мешке.