Не время для одиночек
Шрифт:
— А… да, — Колька улыбнулся. — Было такое. Да. Было.
— Послушай. Почему ты уехал тогда? — Славка подошёл ближе, аккуратно, привычно заправляя берет под погон.
— Я её не любил, — сказал Колька. — Честное слово. Она мне нравилась, и всё. Её любил Райко.
— Да, Колька… тёзка твой… — Славка посмотрел на камень. — Но ей-то всегда… она всегда тебя любила. Сколько я вас помню.
— Помнишь, как он выложил перед её окнами фольгой: "С добрым утром, Лариска!"? — Колька повернулся, стараясь не встретиться взглядом с фотографией на памятнике, пошёл по аллее. Славка шагал рядом. — Встало солнце — и сияние на всю улицу…
— Где ты был этот год? — спросил Славка.
— А… — Колька медленно пожал плечами и вдруг понял, что ему… хочется поговорить. Это было странное чувство, болезненное и вместе с тем — приятное, потому что Колька знал самым необычным образом — Муромцев поймёт. — Ездил туда-сюда. На пограничье… даже дальше. Немножко… короче, немножко воевал. Пришлось. Так. По мелочи, правда… Работал — помогал лес валить, сплавлял… дома строил… Пел. Охотился — и для удовольствия, и для еды, и с артелью на заказ. Делал наброски… а однажды неделю платил в сельской гостинице тем, что писал портреты желающим. Потом один парень, Свет… ну, Светозар Улёмин, познакомил меня с другим парнем — из Зуйкова, Олегом Азиным. Ты, может, даже знаешь его, Азина, в смысле… — Славка кивнул подтверждающе. — И с одним стариком, англосаксом… Би. Прозвище у него было такое. Мы четыре месяца путешествовали — сначала втроём недолго, потом я уже вдвоём с Би…
— Родион Петрович жалел, что ты уехал.
— А, да… он же хотел мою выставку устроить. Я и не думал про это. А он сам где сейчас?
— На юг уехал в апреле… вызвали по делам, только к сентябрю вернётся, — и Славка неожиданно спросил: — Ты сейчас куда?
— Не знаю, домой, наверное… — нехотя ответил Колька. И снова повёл плечами — но на этот раз не медленно и неохотно, а нервно дёрнул ими.
— Хочешь, поедем ко мне? — предложил Славка. — Мы недавно, когда я только приехал, в поход сходили, материалы пока все у меня лежат. Разберём вместе, они интересные, есть, что посмотреть…
— Что? — Колька искренне удивился. — Ты серьёзно, что ли?
— Вполне, — кивнул Муромцев.
— А… Райко? — осторожно спросил Колька.
— Райко мне не брат, не опекун и даже не начальник, — улыбнулся дворянин. — Скорей наоборот…
— Ну… — Колька помедлил. Ему вдруг стало дико, до пятен в глазах, страшно возвращаться в свой пустой дом. — Едем. А с чего ты вдруг?..
Славка помедлил. Надел берет — не глядя, аккуратно, точно, безупречно.
— А знаешь, Ветерок, я всегда хотел с тобой дружить. Не просто приятельствовать, этого у нас хватало… а по-настоящему дружить. Вот ведь… — он потёр висок, — детский разговор выходит, право слово… но я теперь уже взрослый, и могу себе позволить вести детские разговоры. Это правда. Ты мне нравишься, Стрелков, — признался он. — Я из-за этого даже жалею, что скоро уезжаю. Наверное, очень надолго. Оказывается, я люблю Верный и вообще все эти места, хоть они и жутко бестолковые пока по сравнению с Империей…
— У меня никогда не было друзей, — Колька сунул руки в карманы. — Может быть, да, некоторые считали, что я — их друг. Но у меня друзей никогда не было. Я знаю, это для тебя дико звучит, но это правда.
— Ты отказываешься… не хочешь? — в голосе Славки прозвучало удивление, даже обида. И Колька вдруг испугался —
— Нет, я не то… Просто я же говорю что — у меня нет друзей. Я не знаю, что такое дружить. Я могу сделать что-нибудь не так… ляпнуть что-то не то… И потом, я ведь не в ваших делах… я сам по себе…
Славка негромко рассмеялся. Мотнул головой:
— Поехали?
— А поехали лучше ко мне? — вдруг предложил Колька. — Я рисунки хочу разобрать. Посмотришь…
— Давай к тебе, — сразу согласился Муромцев.
Колька сам не ожидал, что набросков окажется столько.
Нет, ему самому не надоедало рассматривать свои рисунки, но он очень опасался почему-то, что Славке это наскучит.
Однако, Муромцев с искренним интересом, почти с азартом, перебирал листы, раскладывал их, куда говорил Колька, то и дело задавал вопросы о том, что было изображено на набросках и нет-нет — да и поглядывал на него с уважительной завистью, которую, кажется, и не думал скрывать. Наконец — не выдержал, сказал грустно:
— А я ни рисовать, ни петь не умею…
— Все дворяне умеют, — возразил Колька. Славка вздохнул и развёл руками (они сидели на полу, Колька — привалившись спиной к кровати, Славка — просто к стене…):
— Так это же не то совсем. Этому почти любого можно научить, если него не две левые руки и он не немой… А у тебя — Дар…
Он так и сказал — с отчётливой большой буквы — и Колька смутился. Славка между тем потянулся — разбирать рисунки оказалось занятием довольно утомительным, просто на удивление — и поднял голову:
— А гитара-то у тебя цела, я гляжу… Ты разве её с собой не возил?
— Нет, — Колька тоже бросил туда взгляд. — Просто гитару — подыграть — везде можно найти… а такую можно только потерять. Найти — вряд ли…
— Можно взять? — Славка встал.
— Конечно, — кивнул Колька.
Славка осторожно достал чехол, из него — гитару… присел на край стола. Позвякал струнами, потом взглянул на выжидательно молчащего Кольку…
— Надежда, надежда, тебя мы не знали — И знать уже не хотим! Мы наизусть вызубрили сказанья, Мы знаем, что не победим! Не бойся, не бойся — разгоним-ка скуку И кровь Йормундганда прольём, Когда Хеймдалль протрубит в свою дудку… …Мы все без сомненья умрём… (1.)1. Стихи В.Иванцова.
Он не стал петь дальше, усмехнулся и подмигнул. Колька спросил:
— Что так грустно?
— Такова теория северного мужества, — ответил Славка, пощипывая струны. — Знаешь такую?
— Конечно… Но с чего вдруг?
— Да так, — Славка снова щипнул струну. — Просто подумалось, когда смотрел на те твои рисунки, где этот старый англичанин… Ты знаешь, как его зовут на самом деле? — Колька пожал плечами. — Если бы это не было такой нелепостью — я бы сказал, что это Альберт Франц. Граф Камбрии (1.). Только сильно постаревший.