Не введи во искушение
Шрифт:
— Ваше превосходительство, я прошу пропустить меня к главкомверху.
— Он отдыхает.
В это время дверь в купе распахнулась, и Керенский, увидев Кондратьева, спросил резко, срываясь на крик:
— Почему медлят эшелоны с войсками?! Вы обязаны в первую очередь пропустить те части, какие противостоят большевикам!..
И снова поезд набрал ход, миновал Псков, где Керенского ожидали возмущённые солдаты. Толпа надвигалась на вагон, но состав пролетел без остановки. Крики возмущения, стрельба остались позади.
Краснов перекрестился:
— Слава Тебе,
Сгустились октябрьские сумерки. На каком-то полустанке поезд сделал короткую остановку, чтобы пропустить встречный. С ним прибыли офицеры из Петрограда. Они вскочили почти на ходу в вагоны, где разместились казаки-енисейцы, сотник Карташов подробно докладывал обстановку в столице.
— Ваше превосходительство, мы не знаем, чью сторону держать. Гарнизон колеблется...
В эту минуту в купе в Краснову вошёл Керенский. Сотник вскочил. Керенский протянул ему руку. Но Карташов не принял её.
— Виноват, господин Верховный главнокомандующий, я сторонник генерала Корнилова и вам руки не дам.
Лицо Керенского залилось краской. Он покинул купе, бросив на ходу:
— С этого офицера, генерал, взыщите...
За окном был мрак холодной ночи. Поезд прошёл Лугу не останавливаясь. Краснов задремал. Сон его нарушили вошедшие Керенский и политический комиссар капитан Кузьмин. Пётр Николаевич застегнул воротник кителя, поднялся. Керенский торжественно заговорил:
— Генерал, я назначаю вас командующим армией, идущей на Петроград. Поздравляю вас, генерал!..
И уже обычным голосом, без всякой торжественности, добавил:
— Дайте мне полевую сумку, я напишу приказ.
Он вышел из купе, усталый, осунувшийся. Ушёл и комиссар. Краснов пожал плечами, сказал сам себе:
— Командующий армией... Армия: шесть сотен 9-го полка да четыре сотни 10-го... Не густо.
В Гатчину пришёл серый осенний рассвет, пробирался через оконце вагона. Поезд миновал станционные постройки, лязгнули буфера и сцепления. Состав нехотя остановился. Начальник штаба доложил:
— Гатчина-Товарная...
Рано утром, когда всё ещё спали, казаки заняли станцию и узел связи. Гатчина оказалась в руках красновцев.
Уже в эмиграции Краснов вспоминал, как из Гатчины начался его поход на большевистский Петроград, проход командующего без армии. Разве можно было Считать серьёзной военной силой десять сотен? И тем не менее Гатчина явилась исходной точкой потому, что здесь произошло разоружение роты солдат лейб-гвардии Измайловского полка.
Едва рота прибыла из Петрограда и построилась на перроне, как её окружили енисейские казаки-пластуны. На роту навели снятую с платформы пушку. Сотник Коршунов велел солдатам сдать оружие, те не сопротивлялись.
Здесь Краснова ожидали прибывшие из Новгорода две сотни казаков при двух орудиях.
Не успел генерал принять рапорты от сотников, как его вызвал расположившийся в Гатчинском замке Керенский. Когда Краснов явился, тот сидел за столом с Двумя девицами и адъютантом. Пригласив Краснова в другую комнату, Керенский сказал:
— Генерал,
Краснов удивлённо поднял брови:
— Господин Верховный главнокомандующий, с какими силами? Я должен дождаться других частей.
Керенский заложил большой палец за борт френча, презрительно скривил губы.
— Вы боитесь? Но вам никто не окажет сопротивления. Исполняйте приказ!
Возвратившись, Краснов связался по телефону с женой, жившей у знакомых в Царском Селе. Лидия Фёдоровна сообщила: здесь всё спокойно, никаких большевиков нет.
Срочно были посланы в разведку две роты. Одна отправилась в Красное, другая в Царское Село.
Из Петрограда офицеры-перебежчики доносили, что там идёт борьба между большевиками и сторонниками Временного правительства. Большевиков поддерживают вооружённые рабочие и матросы. В Питере по сути правительства нет, а есть какой-то «Комитет спасения Родины и Революции*. Краснову удалось выяснить, что Комитет — активный противник большевиков, создал новое правительство без Керенского, которое ведёт агитацию в частях Петроградского гарнизона. Однако солдаты растеряны, держатся пассивно. Что касается Преображенского и Волынского полков, то были слухи: солдаты готовы поддержать красновцев. То же говорили о казаках 1-го, 4-го и 14-го Донских полков. Однако все эти сведения требовали проверки. В одном Краснов был убеждён — Петроградский гарнизон находится в нерешительности. Об этом можно было судить хотя бы по Гатчинской школе прапорщиков. Начальство этой школы самое большее, что сделало, — это выставило заставы на дорогах и наблюдало за порядком в городе.
Вскоре в Гатчину прибыли ещё две сотни 9-го Донского полка и пулемётная команда и полсотни Амурского полка, нерчинцы где-то задерживались.
На вопрос Краснова, что с нерчинцами, генерал Хрещатицкий ответил: главкомсев Черемисов оставил их в Пскове для охраны штаба фронта.
По сообщениям из Ревеля, 13-й и 15-й Донские полки погрузились в эшелоны, но их не выпустили до «выяснения обстоятельств». Стоявший в Витебске Приморский полк вообще отказался выполнять распоряжение Краснова. И только 1-й Осадный полк численностью в восемьсот солдат выехал из Луги в помощь Керенскому да броневой дивизион из Режицы был готов присоединиться.
Таким образом, «армия» Краснова к 27 октября насчитывала около шестнадцати тысяч человек, из них четыреста восемьдесят казаков. Тем не менее Краснов принял решение наступать на Петроград.
Наступление начали ночью. Объехав резервный казачий полк и растянувшиеся по улицам Гатчины батарея, Краснов дал команду трогаться. Зацокали копыта. Громыхая по булыжникам, поползли орудия. Отряд выбрался из Гатчины и двинулся по дороге на Царское Село. В восьми вёрстах колонна остановилась. Из авангарда доложили: путь преградила застава из роты стрелков. На переговоры с ними Краснов отправил дивизионный комитет. Вскоре застава сложила оружие и разошлась. Колонна снова продолжила движение...