Не забывать никогда
Шрифт:
— Мона, эта девушка существует.
Не ответив, она улыбнулась мне. Подошла к капоту «фиата». Долго смотрела на пустынную дорогу, убегавшую вдаль, затем извлекала что-то из кармана куртки.
В ночи сверкнула золотая искорка.
— Я возвращаю ее тебе, — произнесла Мона.
И аккуратно положила на капот автомобиля звезду шерифа.
Я был не в силах произнести ни слова.
— Удачи тебе, — бросила она в открытую дверь.
Звезда шерифа. Мои пять задач, которые
За последние дни я основательно забыл о пяти лучах моей звезды, как, впрочем, и обо всем остальном. Теперь, когда Мона уходила все дальше, растворяясь во мраке стоянки, пять задач почему-то всплыли в моей голове.
Стать первым. Заняться любовью. Родить ребенка. Быть оплаканным. Заплатить долг.
Погрузившись в собственные мысли, я не сразу заметил, что Мона повернула назад. Когда она подошла к машине, я подумал, что она вернулась ко мне и сейчас поцелует меня, обнимет и, опустив глаза, попросит прощения.
Она всего лишь отвела в сторону «дворники».
Черт, что за игру она ведет?
Медленно, одним пальцем, она начала писать на запыленном стекле. Двенадцать букв:
М. А. Г. А. Л. И. В. А. Р. Р. О. Н.
Затем стерла одну букву, одну-единственную, и тотчас написала ее вновь, несколькими сантиметрами ниже.
Сначала М.
Потом О.
Потом Р.
Потом Г.
Затем все остальные.
Когда каждая из двенадцати букв была стерта, а потом начертана ниже, на другой строке и в ином порядке, на пыльном ветровом стекле появилось новое имя:
М. О. Р. Г. А. Н. А. А. В. Р. И. Л.
Мона нагнулась к дверце «фиата».
— Одна и та же женщина, Джамал. Покойница и ее призрак…
В конце дороги вспыхнули фары, закрутился синий вихрь полицейской вертушки.
33
Покойница и ее призрак?
Неожиданно полицейский микроавтобус изменил траекторию движения и, чиркнув колесами по откосу, остановился в нескольких метрах от «фиата».
Фары включены на полную мощность. Два солнца пробивают лучами ночной мрак, вверху кружится синее электрическое небо.
На миг я задумался, каким образом жандармы так быстро нашли нас. Только на миг.
Какой кретин!
Наверняка, как только мы покинули гостевой дом, устроенный в бывшем домике начальника станции, родители тотчас позвонили в полицию и сообщили, что какой-то тип со стволом пробрался к ним в дом и ворвался в комнату, где спали дети.
Какой-то араб. Хромой. Возбужденный.
Возможно, ствол был заряжен.
От фургона отделились две тени; я узнал громоздкую фигуру Пироза и длинную сутулую фигуру его помощника.
В
— Довольно играть, Салауи. Вылезайте из тачки и поднимите руки.
Пироз и его помощник держали пистолеты наготове. Они подошли ближе. Фары, светившие им в спину, до бесконечности увеличивали их тени. Отступая, Мона прижалась к капоту «фиата», словно боясь их непропорционально огромных рук, сжимавших пистолеты.
— Не двигайтесь, мадемуазель Салинас, — громко произнес Пироз.
Я впал в ступор: сидел в машине, не способный принять никакого решения. Только чувствовал, как «Кобра» оттягивает мне карман. Смешной пистолетик, стреляющий резиновыми пулями.
— Выходите, Салауи!
Я медленно открыл дверцу.
Я чувствовал то, что, наверное, чувствуют перед смертью: безропотную покорность, и одновременно крайнее возбуждение, подталкивающее к действию… Узнать, что там, за гранью. Понять великое таинство.
Кто я?
Извращенец с амнезией или затравленный козел отпущения?
— Идите вперед, Салауи!
Я окинул взглядом пустырь перед складом «Бенедиктин». Метрах в десяти от меня асфальт практически не виден, утонул во мраке ночи.
— Не делайте глупостей, — снова рявкнул Пироз, — не заставляйте меня пристрелить вас!
Чтобы затеряться в темноте, мне стоит лишь взять спринтерский старт. Всего лишь согнуть поясницу.
— Делай то, что тебе говорят, — умоляюще произнесла Мона.
Воспользовавшись тенью от кузова, я прижался левой рукой к дверце. Я чувствовал, как от Моны, находившейся меньше чем в метре от меня, исходит лихорадочный жар, слышал ее учащенное дыхание. В секунду я принял решение.
Самое плохое, какое только можно.
Испытать судьбу. До конца.
Инстинкт воробья, срабатывающий у любого мальчишки из предместья при виде полицейского мундира.
Взлететь!
Я медленно поднял правую руку, в то время как левая, прижатая к дверце, переместилась в карман толстовки.
Все произошло очень быстро.
Схватив кольт, я резко поднял левую руку, направив ствол в сторону звездного неба, чтобы изумить Пироза двумя противоречивыми знаками.
Одновременно.
Я вооружен. Я готов сдаться.
Я рассчитывал воспользоваться его кратковременным замешательством, прыгнуть во тьму, промчаться по пустырю, а потом бежать несколько километров по ровному полю. Сотни часов тренировок должны спасти мою шкуру.
Выстрел грянул без предупреждения.
Пироз выстрелил в меня. Почти в упор.
Никакой боли.
Внезапно Пироз и его помощник, словно испугавшись, опустили пистолеты.
Плавно, как в замедленной съемке, Мона рухнула на меня.