Не запирайте вашу дверь
Шрифт:
— Только он получается белым, а не желтым, как импортный, — пожаловался Митя. — Вы не знаете, чем они его красят?
Мы с Викой, попробовав сыр, в один голос стали его хвалить.
— А красить можно шафраном, — сообщила я, — спиртовым раствором, я где-то читала.
— Чем-чем?
— Шафран — это рыльца пестиков крокусов, сушеные и толченые, — пояснила я. — Но не тех, что у меня на клумбе весной цветут, а степных каких-то или горных.
— Поищи для меня рецепт, — попросил Митя.
После
Плачущая напротив окна береза вздрагивала под ударами капель, бессильно опустив ветви.
Минут через десять к березе приблизилась взъерошенная, промокшая Гроза, уже без зеленых полос на боку, тащившая на веревке Ирину под желтым зонтиком.
Привязав козу к березе, что означало: «Я пришла ненадолго», Ирина поднялась на крыльцо. Ее резиновые сапоги были вымазаны в грязи почти по щиколотку.
— Чудак нашелся! — сообщила она. — И не один, а с девушкой. Я сама их видела, когда козу пасла. Так вот, по-моему, от нее пахнет теми духами. Образец почерка взять?
— Нет, Иринка, не надо, спасибо, — грустно ответила я. — Уезжаю я завтра. И вообще, это опасно.
— Возвращайся скорее, — на прощание пожелала она и ушла, оставив на крыльце грязные следы в елочку.
Уже несколько дней я сидела в Москве, не зная, чем себя занять. Я скучала.
Все мои знакомые по случаю лета разъехались кто куда. Даже соседей в доме почти не осталось. Вика же, вернувшись из отпуска, работала целыми днями.
Я прочитала все сельскохозяйственные книги и журналы, какие у меня были; нашла для Мити рецепт краски для сыра; сделала генеральную уборку квартиры с мытьем окон.
По магазинам ходить неинтересно. По улицам — тоже, тем более что дышать пылью я уже отвыкла.
Брюнет… Брюнет исчез. Исчез и больше не появлялся. Я позвонила ему на работу и передала для него сообщение, но он так и не перезвонил.
Нет, я не думала, что его убили. Я полагала, что исчез он только из моей жизни, а на работу ходит по-прежнему. Просто мне никак не удавалось изгнать его из своих мыслей.
В сердце поселилось сомнение — мерзкая колючка, которая царапалась и больно кололась. Что-то было не так, вот только что именно? Я думала, думала, но никак не могла понять.
Вечером ко мне ненадолго забежала Вика, я напоила ее чаем.
— Не звонил? — поинтересовалась она, сообщив перед этим, что новостей нет никаких.
— Нет, не звонил.
— Так выбрось его из головы.
— Я бы с радостью, да пока не могу, — вздохнула я.
— Ну что ты в нем нашла?! Нос крючком, подбородок торчком. Да и бриться по два раза в день ему бы не помешало.
— Глаза… — мечтательно протянула я.
— Ну так сама позвони!
— Нет.
— Тогда
— Одна?
— Одна. Может, познакомишься там с кем-нибудь, — это означало, что завтрашний вечер у Вики занят.
Закрыв за Викой дверь, я подошла к окну в комнате — посмотреть, как она доберется до трамвайной остановки, поскольку уже начинало темнеть.
Трамвай пришел быстро, Вика села в него, а я, отходя от окна, краем глаза заметила в стекле свое отражение с каким-то необычным, скептически-снисходительным выражением лица. Повернувшись обратно, я стала его рассматривать.
— Давай, дорогая, поговорим серьезно, — с сочувствием в голосе обратилось ко мне мое отражение. — Долго ты еще собираешься о нем думать?
— От меня это не зависит, — печально ответила я ему.
— А что ты можешь о нем сказать? — спросило оно, точнее она.
— Ну, он… — сказала я и замолчала, почувствовав в ее словах какой-то подвох.
— Разве он так уж хорош, что нужно думать о нем целыми днями?
— Не целыми днями, нет, — начала оправдываться я. — Я вовсе не думаю…
— Понятно, — перебила меня она. — Тоскуешь? Тогда подумай о нем по-другому. А не можешь думать — хотя бы послушай. Какой мужчина тебе нужен, смелый и мужественный? Нежный, внимательный и заботливый? И чтобы при этом с ним было о чем поговорить?
— Ну да, — согласилась я. — Ты же знаешь.
— А с чего ты взяла, что он именно такой?!
Я лишь вздохнула, не найдя, что сказать. Действительно, почему я решила, что он именно такой?..
— Он хоть раз о тебе позаботился? — продолжала она. — Чем-то помог? Проявил внимание? Да? А в чем?!
Я снова вздохнула. Та, в окне, несомненно, была права.
— А много ли он с тобой разговаривал? И о чем же? По-моему, он больше молчал. Тебе еще не надоели твои монологи?
Я еще раз вздохнула. Пришлось признать, что и это правда. Неужели, кроме него самого, его никто не интересует?.. Или он что-то скрывает по долгу службы?
— Может быть, он смелый и мужественный? Твоя защита и опора? Да? И что, он хоть раз защитил тебя? Дал совет в трудной ситуации? Ну хотя бы просто пожалел?..
Мне стало обидно за себя: неужели я до такой степени не смогла разобраться в нем?! Даже если и так… этой-то, в окне, какое дело?!
— Ах ты, каракатица, — не очень уверенно произнесла я. — Он совсем не такой плохой, как ты хочешь мне показать.
— Да, конечно, — высокомерно фыркнула она. — Ты ведь знаешь его лучше всех!
— Ты безжалостная, циничная и грубая, — с кислой гримасой заявила я. — Вместо того чтобы поддержать и успокоить, ты делаешь мне больно.
Я повернулась спиной к окну — лишь бы не видеть ее ехидного лица, но она тут же выглянула из зеркала.