Не зарекайся

Ева, эта история без тебя не была бы написана. Спасибо за идею, и за ту самую фразу: «Он сказал, что никогда не женится на центровской».

Диана, ты мой лучик, я рада, что ты у меня есть. Отдельная благодарность (и обнимашки) за совет скачать Notepad++.

Вика

Люблю вас, девочки!

Все персонажи вымышлены, все совпадения – совершенно случайны.

***

Проходили глаголы: to teach, а потом to learn.

За окном загорался пожаром могучий клен.

Мы учились любить, мы учили других любить,

собирали в лесах землянику и волчью сыть,

колдовали над чашечкой чая: жасмин, ваниль…

Со старинных диковинных книжек сдували пыль,

убегали под вечер на берег – смотреть закат

и гадать, чьи же песни порою в волнах звенят.

Мы играли, как дети. Мы были тогда детьми.

"Мне не страшно, ты только… за руку меня возьми".

Проходили глаголы: to leave, а потом to stay.

Зажигали фонарь, чтоб в ночи ожидать вестей.

Только ящик почтовый был пуст, телефон молчал,

а фонарь все светил, заливая огнем причал.

Корабли уходили, взрезая собой волну,

оставляя пустынную пристань совсем одну.

Мы к утру возвращались в наш милый уютный дом,

что со скрипом своих половиц нас встречал теплом.

Не дождавшись вестей, мы мечтали однажды вдруг

улететь, убежать, разрывая привычный круг,

к горизонту уплыть, взять отчаянный, новый курс…

"Ты расстроишься, если однажды я не вернусь?

(Ты ведь в ы ж и в е ш ь, если однажды я не вернусь?…)".

Проходили глаголы: to love, а потом to hate.

Мы мечтали увидеть Канаду, Непал, Кувейт…

Что осталось от нас, и куда все исчезло вдруг?

На замену

и тяжелая ноша – усталость от горьких дней.

Не спрошу тебя больше о той, что теперь родней

и дороже меня. А на море бушует шторм,

и ветра сотрясают наш брошенный милый дом.

Одиночество, память, молчание и тоска.

"Удивляюсь – она мне как ты… ну, почти… близка".

Проходили однажды с тобою приставку re-,

но ее не нашли мы в потрепанном словаре.

Так уж вышло, нам больше уже не начать с нуля.

А в объятиях волн засыпает в ночи земля,

и ее безмятежные сны сторожит луна.

А в груди моей рвется со звоном глухим струна.

И, лишенная музыки, еле могу дышать,

созерцая зеркально-стальную морскую гладь.

Надо мной направляет свой луч в темноту маяк.

"Как вернуть все обратно?" – "Пожалуй, уже никак".

Проходили глаголы: to die.

А потом – to live.

Просто ветер у моря отчаянно говорлив,

просто море способно любую лечить печаль.

Мне не жаль нашей прежней любви. Мне уже не жаль.

Осторожные волны сплетают судьбы канву.

"Я ведь думала, знаешь, умру.

А теперь – живу".

Валерия Гусева (Бореалис) (с)

***

Осень 2001 года.

– Все так плохо? – спросила Наташа у одноклассницы – тихой девочки, вечно задумчивой.

В ответ Юля кивнула. По натуре она была немногословной, а сегодня вообще только кивала на вопросы подруги.

Они находились в классе, ели булку одну на двоих, пока остальные дети носились по коридору – большая перемена, раздолье.

– Переходи к нам в Центр жить, – очень серьезно предложила Наталья. – Поговори с Любовью Петровной, она все устроит, – последние слова девочка проговорила подруге на ухо шепотом и скосила глаза в сторону классного руководителя, что как раз зашла в класс нагруженная колбами и пробирками. Женщина глянула мельком на учениц и направилась прямиком в препараторскую.

– Думаешь, так просто? – со скептицизмом протянула Юля, впервые подав голос за всю беседу, но посмотрела вслед классному руководителю с надеждой. – Хотя, что я теряю. Спасибо, Наташа.