Не засыпай
Шрифт:
– Больше нет.
– Отлично. Я рад, что вы последовали моему совету, – он одобрительно кивает.
Я прижимаю руки к телу, чтобы он не заметил надписей на коже, велящих мне не спать. Хотя подозреваю, что он уже их видел.
– Вы помните причину, по которой пришли ко мне?
– Да, – уверенно отвечаю я, хотя и не имею ни малейшего понятия. Он молчит, ожидая от меня продолжения. Легкий приступ головной боли наталкивает меня на мысль. – Я пришла к вам из-за мигреней, – мой голос с надеждой повышается.
– Только из-за мигреней?
– Конечно, – я пытаюсь
Мы оба знаем, что я лгу.
– А как же проблемы с памятью? – задает он наводящий вопрос.
– С моей памятью все хорошо, как вы могли убедиться. Я полностью ответила на все ваши вопросы, – говорю я.
Его глаза расширяются за линзами очков. Он щелкает ручкой и наклоняется вперед в своем черном кресле.
– Лив, вы пришли ко мне не из-за мигреней, а из-за проблем с памятью.
– Каких проблем? – мне страшно услышать ответ.
Я помню телефонный звонок в той квартире. Звонящий сказал, что я забываю все, когда засыпаю. Возможно ли, что он говорил правду? И если он был прав насчет этого, тогда, может, он прав и насчет всего остального.
– По всей видимости, у вас то, что я назвал бы повторяющейся диссоциативной фугой. Это редкая форма амнезии, – говорит мне доктор. Слово «амнезия» повисает в воздухе. Оно объясняет все странные случаи, произошедшие со мной сегодня.
– Как долго она у меня?
– Я не уверен. Это только ваш второй сеанс у меня. Мы все еще пытаемся во всем разобраться.
– Как у меня вообще может быть амнезия? Я помню так много о своей жизни, вплоть до детства.
– Что вы помните?
– Ну, например, я играла Офелию в школьной постановке. Это было более десяти лет назад, а я все еще могу процитировать свои реплики почти слово в слово.
– Не сомневаюсь, – говорит он. – Наш мозг чрезвычайно сложен. Видимо, в вашем мозгу заблокирован другой механизм. Вы можете помнить диалог из «Гамлета», но, если вы не сохраните письменную запись нашего разговора, вы не сможете вспомнить, о чем мы говорили, когда в следующий раз проснетесь. Вы не вспомните меня. Вы не вспомните, что были здесь. Вы ничего из того, что происходило с вами сегодня, не вспомните. Ничего.
– Что могло стать причиной этому?
– Я точно не знаю. Тед собирался поспрашивать в Лондоне, чтобы разобраться в этом. Но я точно знаю, что это как-то связано с вашим фазами сна. Когда бы вы ни заснули, вы просыпаетесь, не помня ничего о вашем недавнем прошлом.
Я смотрю на яркий солнечный свет, проходящий сквозь офисное окно, и погружаюсь в собственные мысли. Я потеряла такой большой кусок своих воспоминаний. От этого я чувствую, что лишилась чего-то – словно бы потеряла конечность или глаз.
– Лив? Лив? – доктор Бреннер, должно быть, говорил со мной. Я ничего не слышала. – У вас есть какие-нибудь вопросы?
– Вот поэтому я пью так много кофеина и принимаю таблетки «НоуДоз»? – спрашиваю я, думая о заполненном энергетиками холодильнике в той ужасной квартире. – Я заставляю себя не спать, чтобы не забывать?
– Я полагаю, что да, – говорит он. – Подсознательно вы должны знать, что забудете все,
– Звучит как порочный круг. Чем дольше я бодрствую, тем больше это влияет на мою память.
– Это и есть порочный круг. Вам нужно его прервать, если хотите пойти на поправку.
Он что-то пишет на чем-то, похожем на рецептурный бланк, и протягивает его мне. Я жду, что это будет рецепт на лекарства. Вместо этого он написал имя другого врача.
– Психиатр? – я удивленно поднимаю взгляд.
– Доктор Розен специализируется на проблемах с памятью. Ввиду обстоятельств вашей болезни и того факта, что мы не можем найти на снимках никаких признаков мозговых повреждений, я полагаю, что эта проблема, скорее всего, психологического характера. Мы с доктором Розеном часто работаем вместе над сложными проблемами вроде вашей.
Он поднимает ладонь, словно знает, что я буду отпираться.
– Нам нужно понять, что вызвало ваше расстройство памяти. Фуги, не вызванные органическими причинами, обычно являются результатом травмы, сильной психологической травмы. Доктор Розен может помочь вам определить и проработать эту травму.
– Травма? Какая травма? – недоумеваю я.
Он делает паузу, словно размышляя, как лучше ответить на вопрос.
– Вам лучше обсудить это с доктором Розеном.
Я едва ли могу его слышать сквозь электрический треск, поднимающийся в моей голове, пока он не становится настолько оглушительным, что я хочу закрыть уши руками и закричать. Когда он прекращается, я понимаю, что плачу.
Доктор Бреннер пытается утешить меня. Он говорит мне, что его секретарша позвонит Теду, чтобы он приехал и забрал меня. Он говорит, что не хочет, чтобы я оставалась одна.
– Но я не знаю, кто такой Тед, – произношу я так тихо, что только сама могу расслышать.
Его обнадеживающий голос окутывает меня, пока я не оказываюсь на стуле в зоне ожидания, слушая, как кричит ребенок в педиатрической процедурной дальше по коридору. Секретарша доктора Бреннера присаживается на корточки рядом со мной, протягивая коробку салфеток.
– Я оставила Теду сообщение, – говорит она. – Уверена, он очень скоро перезвонит. А пока доктор Бреннер попросил доктора Розена спуститься и поговорить с вами, когда он закончит со следующим пациентом.
Минутная стрелка часов в зоне ожидания будто бы застыла. Я не могу больше выносить ожидание. Я встаю с места и облокачиваюсь на стойку администратора, чтобы спросить, что происходит.
– Я только что оставила еще одно сообщение Теду. Его автоответчик говорит, что если он не берет трубку, то, скорее всего, находится на совещании. Я уверена, он скоро перезвонит.