Не жди меня, мама, хорошего сына
Шрифт:
Глава 20
Настроение, что называется, ни в дугу. «Клоундайк-шоу» внизу, в концертном зале ресторации, дурачится, а Матвею все равно. Кто-то ведет игру против него, наносит удар за ударом. Сначала инцидент у «Реверса», затем смерть Трохи. Копают под него… И еще менты «Оленьим глазом» завладели…
Ладно бы только это, так послезавтра еще партия с золотом придет, товар обратно уже не завернешь, хочешь не хочешь, а принять его надо. Малче он доверял, но все же решил обойтись без него. Дурака свалял чукча,
— Это что за уроды? — возмущенно спросил Волынок.
Он стоял у витринного окна с видом на сцену.
— «Клоундайк-шоу», — флегматично изрек Матвей.
Лева Головастик давно шел к своему собственному шоу, людей собрал, но Матвей пропустил генерально-постановочную репетицию, просто дал «добро». Короче, пустил дело на самотек, махнул на него рукой. И сейчас не было никакого желания наблюдать за его клоунадой.
В кабинет влетел Сева, набросился на Матвея.
— Брат, мне сказали, что ты этих пидаров на сцену пустил!
— Каких пидаров? — встрепенулся Матвей. — Ты что несешь?
— Пидары, пидары! — подтвердил Волынок.
Матвей подошел к окну, глянул на сцену. Головастик с обесцвеченными волосами и накрашенными губами сидел на стуле, качал на коленях такую же педерастическую личность. Вокруг еще два ярко выраженных гомика. Несут какую-то ахинею, думают, что смешно. Зал оживлен, но не всем нравится…
— Голубизна сплошная, — сказал Сева.
— Это сейчас модно, — глядя на голубых клоунов, зловеще сощурился Волынок.
— Модно, — с мрачным видом кивнул Матвей. — Но не у нас… Сюда этого урода!
— Они как раз заканчивают, — пояснил Сева с намеком на то, что ребята заигрались и некому было их остановить.
Головастик зашел в конференц-зал с видом победителя. Но зароптал, едва глянул на Матвея.
— Разве плохо? — проблеял он.
— Хуже не бывает.
Вид у Матвея был грозный, но голос звучал спокойно. Он был в таком настроении, что запросто мог схватиться за нож и вскрыть Головастику горло. Приходилось сдерживаться, чтобы не взорваться. Проблем у него и без того хватает.
— Если что-то не так, скажите, — заныл Головастик.
— Ты голубой?
— Нет. Это антураж такой, людям нравится…
— Ты в зоне когда-нибудь был?
— Нет.
— А я был. Два раза. И Севастьян Геннадьевич был. Тоже два раза. И Василий Петрович там бывал… А ты там не был. Но ты считаешь, что ты правильный, а мы бывшие урки. Ты так думаешь?
— Нет, что вы! — Головастик смотрел на Матвея глазами смертельно напуганного кролика.
— А я говорю, думаешь… Неправильно думаешь. Это мы правильные, а ты чума грязная. Ни морали за тобой, ни понятий, ничего. Потому и болтаешься по этой жизни как дерьмо… Неправильно ты, Лева, поступил, очень неправильно…
— Извините!!! Я больше не буду!
На Головастика тошно было смотреть, настолько он был испуган.
— Не
— Это не прощается, — вставил Волынок.
Но Головастик на него даже не глянул. Парень понимал, от кого зависит его жизнь. Именно жизнь, а не что-то меньшее… Матвей знал людей неправильной ориентации, которые скрывали свои пристрастия. Таких он еще мог понять, с природой не поспоришь. Но воинствующих передастов ненавидел до смерти. Потому фейс-контроль не пускал в клуб явных петухов…
— Я больше не буду!
Матвей не знал, что ему делать. Он должен был приговорить парня к смерти. Но в то же время нельзя было этого делать, поскольку менты могли найти труп, начать следствие, а он и без того в осаде.
Но и без последствий фортель Головастика оставить было нельзя.
Матвей подозвал к себе Волынка, глянув на клоуна, провел пальцами по своему горлу. И едва слышно сказал.
— Убивать не надо. Напугай и отпусти.
Волынок согласно кивнул. Подошел к перепуганному парню, недобро глянул на него, взял за плечи, развернул к себе спиной и четким заученным ударом в шею выбил из него дух.
— Только не переборщи, — предупредил его Матвей.
— Все сделаю в лучшем виде…
На лифте с Головастиком на плече он спустился прямо в подвал; там были комнаты, в которых можно было застращать парня. Матвей не стал спускаться туда вместе с ним. Не тот у него уровень, чтобы самолично заниматься лицедейством. Тем более что Волынок знает толк в таких делах…
Женщина билась в истерике: кричала, размахивала руками, рвалась в кабинет к начальнику ОВД. Подполковнику Круче ничего не оставалось, как принять ее.
Ей было лет пятьдесят. Сама сухенькая, а глаза мокрые от слез. Одета опрятно, но бедненько. Седеющие, гладко зачесанные волосы, узковатое, не лишенное природной привлекательности лицо. Степан налил в стакан воды, подал ей.
— Успокойтесь.
— Не могу, — всхлипнув, сказала она.
— Что случилось?
— У меня сын пропал.
— Когда?
— Позавчера ушел в свой клуб и обратно не вернулся.
— В какой клуб?
— «Пьедестал». Он там конферансье работает. Головастиков его фамилия, зовут Лев.
— И выглядит как лев?
— Нет. Он у меня худенький.
Степан вспомнил фигляра со сцены «Пьедестала» и его анекдоты про тещу, которые так взбесили Комова.
— Волосы темные, кучерявые?
— А вы откуда знаете? — встрепенулась женщина.
— Приходилось бывать в «Пьедестале». Не знаю, может, я не о том думаю…
— Он у меня там один кучерявый… Вернее, был.
— Ну почему был? Жив он, здоров.
— Может, и жив. Просто он уже не кучерявый. Спрямил он волосы и обесцветил.