Не жди моих слез
Шрифт:
— У него был расстроенный голос. Мне кажется, Андрюша мне солгал.
Мама брезгливо поджала губы. Она всегда делала так, выслушивая лживые оправдания злостного прогульщика.
Надо позвонить в Москву, подумала я. Маме сказала, что хочу прогуляться. Дело в том, что у нас дома параллельные телефонные аппараты, и мама могла в любой момент снять трубку.
Отец, как я догадалась, сидел в кресле возле журнального столика, на котором у меня стоит телефон.
— Девочка моя, тебе нужно срочно приехать.
— Могу выехать
— Деньги в «Судебной медицине», третья полка сверху, второй ряд…
— Да, папа.
Выходит, у отца есть секреты от мамы. Не удивлюсь, если у нее от него тоже.
— Девочка моя, скажи ей…
— Что-нибудь придумаю, папа. Что с ним?
— Он… Нет, тут что-то не так. Он все-таки врач и не мог…
— Что с ним сделали?
— Он в «Склифе» с симптомами тяжелейшего отравления… — В трубке что-то щелкнуло и зашипело. Я услышала лишь конец фразы: —…борются за его жизнь.
— Ты не исключаешь, что он может…
Я не смогла произнести этот отвратительный глагол. Найти ему синоним оказалось не под силу.
Отец обещал встретить меня на вокзале.
— Меня собираются отчислить из института, — заявила я маме с порога. — Я звонила Наташке. Она говорит, я должна срочно приехать.
Мне кажется, мама мне поверила. Институтский диплом, я знала, для нее самое святое в жизни. Она и так пережила глубокую травму, когда я перевелась на заочное отделение. Хотя, возможно, я сгущаю краски.
Я прорвалась в реанимационную палату. Сама не знаю, как мне это удалось.
Леня был без памяти. Все эти трубки и шланги, которыми он был опутан, создавали ощущение полной ирреальности. У меня возникло чувство, будто я попала на съемочную площадку.
Я едва удержалась, чтоб не потормошить его — мне казалось, он подглядывает за мной из-под своих густых, словно специально загнутых кверху ресниц. Вместо этого я вдруг опустилась на колени и прижалась щекой к его руке.
Так, по всей вероятности, поступила бы героиня какого-нибудь заурядного телесериала, по поводу которых я всегда иронизировала. Я видела себя со стороны. Почему-то мне и в голову не пришло подтрунивать над собой.
Не могу сказать, как долго находилась я в этой неудобной, но, очевидно, красивой позе. (Мои довольно длинные хорошо ухоженные волосы цвета мокрого песка накрыли меня тяжелой волной.) Если кто-нибудь видел эту сцену, Лене наверняка позавидовали.
Потом я встала и, не оглядываясь, вышла из палаты. Я вдруг поняла, что Леня будет жить.
Я поделилась своим ощущением с отцом. Он грустно покачал головой.
— Токсиколог сказал, все симптомы бутулизма. Внезапно потерял сознание. В метро.
— Эта тварь не появлялась? — вырвалось у меня.
— Пока нет. Думаю…
Отец закашлялся и полез в карман за платком.
— Ты ей звонил?
— Я узнал адрес и телефон по справочной. Назвался его родным дядей. Эта мадама прочитала
— Плевать я хотела. — Затянувшись еще раз, я загасила сигарету об стенку. — Чем же она недовольна?
Отец смутился.
— Столичные женщины очень… раскованны в выражениях. Хоть я и медик, все равно мне бывает трудно…
— Брось, папа. Что она сказала?
— Что он импотент, вот что она сказала.
— Чепуха. Это такая чепуха.
— Я тоже так считаю. Я ей так и ответил.
— Ты не спросил у врача, чем он отравился?
— Грибами. Консервированными грибами.
— Ловко устроено. Впрочем, это выглядит очень правдоподобно.
— Да, дочка.
Мы вышли на Садовое кольцо. Я вдруг поняла, что мне не хочется домой, хоть мы и приехали в «Склиф» прямо с вокзала. Меня охватило странное возбуждение, и я почувствовала себя почти всемогущей. Удивительное это ощущение, и приходит оно к тебе в самый неожиданный момент.
— Хорошо бы перекусить, — предложил отец. — Домой мы не скоро попадем.
Милый папа, оказывается, не утратил способности чувствовать.
Мы поглощали бутерброды с ветчиной и смотрели в окно. Из него была видна часть здания «Склифа». Похоже, именно та, где лежал Леня.
— Как ты узнал, что он в больнице? — спросила я, чувствуя себя хозяйкой этой удивительной жизни, в которой, помимо всего прочего, есть бодрящий горячий кофе и очень вкусные бутерброды.
— Эта мадама вдруг переменила, как выражаются сейчас, имидж и стала говорить, что очень волнуется за Леню, — он уже больше суток как не подает о себе вестей. Все это отдавало такой фальшью, да простит меня Господь. Я быстро с ней распрощался и набрал «Склиф».
— Ты у меня молодец, папочка.
Мы помолчали.
— Доченька, а ты подумала о том, какие берешь на себя обязательства?
— Нет, папа. Об этом еще рано думать.
— Об этом уже пора думать, — в тон мне ответил отец. — Мы должны увезти его отсюда. Нужно подготовить маму… — Он вдруг посмотрел на меня в упор и спросил: — Скажи, а в Англии легко получить развод?
— Черт их знает. — Я напрочь забыла о существовании этого «дохлого шотландца» Патрика. Как забыла о Рафаэлло и Али. Воспоминания оказались для меня не из приятных. — А зачем мне развод?
— Да, я понимаю, с этим не следует торопиться.
Отец допил кофе и стал искать урну, чтоб выкинуть картонный стаканчик. Он слишком усердно искал эту урну.
— Пусть ребенок будет одним из подданных британской королевы. Это дает некоторые преимущества.
Отец неопределенно хмыкнул. Наконец он нашел эту чертову урну.
— Но маме мы скажем, что вы собираетесь пожениться. Дело в том, что в нашем городе все друг у друга на виду, а она так болезненно реагирует…
У меня поплыло перед глазами. Что-то случилось в моем животе.