Не жить
Шрифт:
– Либо вы выслушаете меня, и тогда у нас с вами есть выход, либо я могу перестать вам звонить. Совсем.
– Хорошо, я слушаю…
– Вы сядьте, Владимир Геннадиевич! В ногах правды нет.
– С чего вы взяли, что я стою?
– Ваш голос изменился. У вас чувствительный телефон, я слышу, что воздух через ваши связки проходит свободно. Отсюда я и делаю вывод, что вы стоите. Впрочем, давайте к делу. Ваш сын у меня. Он хороший мальчик, и я уверен, что его ждет долгая и счастливая жизнь. При одном условии…
– Сколько? – ледяным голосом спросил Влад, поймал взгляд
– По-моему, Владимир Геннадиевич, вы насмотрелись голливудских фильмов…
Влад встал и нервно прошелся вдоль аттракциона, прижав телефон к уху. Почему ему кажется, что собеседник беззвучно смеется? Ведь не слышно же ни пса, кроме странной глубины! Гиреев сжал телефон так, что корпус жалобно хрустнул.
– Да говорите же! – нетерпеливо сказал Влад.
– Не спешите, Владимир Геннадиевич, я очень скоро с вами свяжусь. Всего доброго…
Далеко-далеко, слабым фоном в трубке послышался словно бы шум улицы, раздался щелчок, и голос исчез.
– Что? – спросил милиционер.
Влад посмотрел ему в глаза и протянул сотовый.
– Говорит, что Коля у него. Мне кажется, он из машины звонил. Номер определился.
– Давайте, сейчас узнаем! – сказал милиционер, взял трубку и тут же стал переписывать номер в свой блокнот. Писал он крупно и почему-то по диагонали. – Что еще говорил?
– Э-э-э… ерунду какую-то. Верю ли я в Бога, например… Это важно?
– Да кому это теперь важно…
4
Вот всегда я так. Сколько труда потратил, сколько времени, сколько ночей бессонных, сколько водки с этим механиком перепил – я ее с малых лет ненавижу, с детдома этого сраного. А машину завел в гараж, дверь автоматом опустилась – и даже выйти лень. Дело, конечно, не сделано, даже полдела не сделано, но самая главная его часть – как мост сожженный. Теперь ни назад вернуться, ни повернуть.
Посидел, потянулся, вышел из машины, зевнул. Хорошо. Сейчас кофе буду пить. А ублюдка, конечно, надо вниз. Там уже все приготовлено.
Сила у меня есть. Каждый день по сто раз отжимаюсь, а летом умеренно так по перелескам бегаю. Слегка так, глаза чтобы не мозолить. Но лучше в подвале форму поддерживать. Там у меня спортзал оборудован. Гантели, мешок боксерский, штанги всякие и вентиляция – на полной мощности с ног сбивает, ей-богу. Чтобы потом не воняло и чтобы кислороду вволю было. Люблю дышать. Вообще все люблю. И дышать, и есть, и спать. Трахаться тоже. Но баб ненавижу, поэтому редко проституток вызываю. Пробовал как-то жениться, но дуры все отчаянные и детей требуют. На хрен мне дети? Это ж заготовки, полуфабрикат, личинки. Девяносто девять процентов отхода. Кто в детдоме был – того мультиками не обманешь.
Достал я спиногрыза из багажника – он мордой вниз и хрипит чего-то. Доза великовата все же. Ну а вдруг бы он не вовремя проснулся? Правильно все. Да и на кой ему долго жить? Суток хватит. Он в комбинезоне каком-то дурацком, схватил
Сам на кухню пошел. С домработницей у меня есть фишка одна – чтобы на глаза как можно реже попадалась. Платить, правда, много приходится, да и подворовывала вначале, гадюка. Но я как сделал: поймал как-то ее за жопу и говорю:
– Мне денег не жалко, Настя. Хочешь, вообще тебе от сейфа ключ отдам, и трать – сколько влезет. Но я крыс ненавижу. Поймаю еще раз – ругать не буду, милая, наказывать буду…
Молчала Настя, носом шмыгала, голову повесила. Думала, наверное, я такой добрый или жалостливый, или нотации читать люблю. Тут-то я псу своему прямо на ее глазах голову отрезал охотничьим ножом и под ноги ей бросил.
Честно говоря, зря я собаку убил, измазался весь, пока он своими лапами мотал в агонии. Бестолковый был Джек, но меня любил почему-то и даже лаял на всех. Но тут как… Хочешь повиновения – заплати. Хочешь покоя – убей. Настя кричать хотела, да звук у нее пропал. Рот забавно так открыла и зевала, да руками чего-то водила по сторонам. Дело на кухне было. Я под кран нож бросил, сам руки мою и говорю:
– Ты, Настя, средство это жидкое с запахом яблок покупай. Зеленых. Люблю зеленые. Они свежие такие, молодые. В общем, не забудь. А пол вымой и стены тоже. Да брось ты переживать, Насть! Я ж добра нам всем хочу!
Подошел к ней и стал гладить. Она дрожит вся, как осиновый лист, но даже плакать боится. От рук моих корежит ее. Так оно и понятно. Сам-то я тоже поди не анекдоты бы рассказывал в такой ситуации. Все правильно. Пять минут шок глубокий, двадцать минут так себе, а потом спать. Если умом не тронется – будет идеальная домработница. А тронется – значит, туда и дорога. Придется другую нанимать.
Но если честно – я к ней давно приглядывался и примерно знал, как она себя поведет. С живой рыбой она лихо обходилась. Караси чищенные уже на сковородке в себя приходили и даже прыгать пытались – так молниеносно она их потрошила. Только она думала, что рыба – это одно. А, к примеру, она, Настя, с высшим филологическим, волею судьбы у обеспеченного непонятно кого работающая, она, значит, другое. Я ей просто показал, что она – даже не то же самое, а еще менее ценное. Потому как рыбу можно есть, а ее мясо – под вопросом. Невкусно.
Я ей так и озвучил. Ерунду, конечно, сказал, но она побледнела. С тех пор живем мы с Настей как в раю. Она идеальная домработница. А я – идеальный хозяин. Или кто там я ей? Работодатель. Она не ворует, я зарплату не задерживаю. Мало того, я даже один раз дарил ей какую-то ювелирную дрянь, а один раз – дорогой сотовый телефон со всей херней, какую только можно придумать. Правда, там еще жучок стоит, но Настя об этом не знает.
В жизни все должно быть предсказуемо и надежно. Настя мне дорого обходится, но она профессионал, а самое главное – она меня теперь очень хорошо понимает. Потому что я все грамотно сделал и правильно поступил.