Не зови меня больше в Рим
Шрифт:
– Была несколько раз.
– С разными мужьями?
– Послать бы вас куда подальше, Фермин! Вы так спрашиваете, будто я какая-нибудь Элизабет Тейлор!
– А с Маркосом были?
– Один раз довелось, но поездка получилась очень короткой. А вы, Гарсон, сколько раз ездили за границу?
– Я-то? Если честно, совсем мало. Кроме Москвы, где мы с вами побывали в командировке, один раз был в Лурде – с моей первой женой; она ведь, как вы знаете, была очень набожной. С Беатрис мы ездили в Бордо, в Лондон, а прошлым летом – в Эшторил. А в Италию – никогда!
– Не беспокойтесь, ваша супруга прекрасно поймет, что это связано со служебными делами.
Зато Маркос понять мои объяснения про служебные дела не пожелал. Он вошел в спальню как раз тогда, когда я собирала чемодан, и по каменному выражению его лица я без труда догадалась, что за этим последует.
– Опять в Ронду?
– Нет, теперь в Италию.
– Что? – вскрикнул он так, словно его оскорбили.
Я попыталась в общих чертах втолковать ему цель своей поездки, но это не помогло. Он сказал:
– Послушай, мне это надоело! Понимаешь, надоело! Меня просто бесит, что
– Я тут ничего не могу поделать, Маркос! Это приказ комиссара. Кроме того, я не понимаю, почему именно сейчас мне нельзя уезжать?
– Петра, в супружеской жизни бывают хорошие и плохие периоды. Так вот, я искренне считаю, что сейчас мы с тобой переживаем период плохой. Ничего такого особенного, разумеется, – беда лишь в том, что нам маловато доводится быть вместе. Ты занята своими делами, я – своими… Из-за этого иногда возникает недопонимание… Поэтому хорошо было бы устроить себе отдых, побыть подольше вместе, поговорить, обсудить, не происходит ли с нами чего-то непредвиденного…
Меня накрыло волной возмущения, так что я чуть не задохнулась:
– И ты мне говоришь это, когда я, считай, одной ногой уже на борту самолета и ничего не могу изменить! Ты что, хочешь, чтобы я уехала выбитая из колеи и мучилась разными переживаниями все то время, что проведу за границей?
– А когда, мать твою за ноги, я должен тебе это говорить, если мы встречаемся только на бегу?
– Значит, это я виновата, что мы встречаемся только на бегу? Конечно! Я должна сидеть целый день дома и ждать: вдруг тебе заблагорассудится заглянуть сюда. Или ты хочешь, чтобы я сидела на полу у твоих ног, пока ты работаешь у себя в мастерской?
В глазах его я прочла злобу. Он был очень серьезен. Но сумел справиться с гневом и двинулся к двери:
– Счастливого пути! Звони.
И медленно, почти бесшумно вышел.
Я человек на язык не сдержанный, люблю подпустить крепкое словцо – да и все мы в полиции такие. И нецензурные слова для меня – все равно что междометия, они не несут оскорбительного смысла. А вот от Маркоса ничего такого никогда не услышишь. Поэтому то, что он произнес “мать твою за ноги”, показалось мне самым важным из всего случившегося. Я заметила, что держу в руке одну туфлю, которую собиралась сунуть в чемодан, и со всей силы швырнула ее об стену. Я была в полной растерянности, потому что в голове у меня теснились самые разные чувства, и каждое старалось отпихнуть прочие и занять главное место. С одной стороны, меня охватила безрассудная злость из-за того, что я ощущала себя жертвой несправедливости. Момент был слишком не подходящий для того, чтобы муж бросал мне в лицо какие-либо упреки, обвиняя в недостатке любви или в чем-то еще. А позволил он себе такое исключительно потому, что в нем подняли голову мачистские предрассудки: как это, мол, она живет по своему усмотрению? С другой стороны, мне стало грустно. Интересно знать: ну а пары, которые прожили вместе тридцать или, скажем, сорок лет? Как им удается держать себя в руках и не изрыгать пламя изо рта буквально по любому поводу? И зачем мы с Маркосом вдруг затеяли эту ссору, хотя теоретически все в данной ситуации просто и очевидно? И наконец, присутствовало и еще чисто практическое соображение: после нашей абсурдной перепалки я несколько дней буду чувствовать себя не в своей тарелке, а это может повлиять на ход расследования. Буря самых мрачных чувств, обрушившихся на меня, заставила принять решение: я отыскала вторую туфлю и со всей силы метнула ее – на сей раз угодив в шкаф. И мне сразу стало гораздо легче. Как и следовало ожидать, в полицейских архивах Италии сведения о Рокко Катанье имелись. Правда, довольно скромные, ничего особенного. Пять лет назад он был арестован во время кражи в магазине электробытовой техники – вместе с подельниками, тоже птицами невысокого полета. Срок ему дали небольшой – с учетом того, что прежде никаких серьезных грехов за ним не водилось. Возраст – сорок лет, римский адрес тоже известен.
Комиссара Коронаса мы нашли в том же состоянии лихорадочной активности, в каком мы его оставили. Уже оформлялись в срочном порядке бумаги для нашей поездки в Италию. Выглядел Коронас вполне довольным, и казалось, что он мечтает лишь об одном: поскорее от нас избавиться.
Я пошла в свой кабинет, чтобы собрать нужные документы по делу, и тотчас убедилась, что слухи разносятся по нашему комиссариату со скоростью света. В дверь тихонько постучали, и на пороге появились Йоланда и Соня, молодые сотрудницы, которые столько раз работали вместе со мной при расследовании самых разных дел. Они пришли попросить, чтобы я купила им там, прямо в Риме, что-нибудь итальянское. Все равно что: блузку, сумку, носовой платок… Главное, чтобы купленная вещь носила одну из тех марок, которые во всем мире стали легендой: Dolce & Gabbana, Armani, Versace, Prada… Я безуспешно пыталась убедить их, что все эти фирмы имеют свои бутики в Барселоне. “Это совсем другое”, – упрямо твердили они в ответ. Девушки желали иметь итальянскую вещь, купленную в Италии, мечтали о безусловной и абсолютной итальянскости, которая стопроцентно гарантировала бы им погружение в мир роскоши и хорошего вкуса. Они собирались всучить мне накопленные ими деньги – у каждой набралось по триста евро. Я страшно не хотела связываться с этими деньгами и пообещала купить заказанное на свои, с тем что потом мы сквитаемся. Кроме того, я предупредила, что ничего не могу им обещать: кто знает, будет ли у меня вообще время на исполнение подобных поручений. Все это я объяснила очень спокойно и вежливо, хотя, честно сказать, первым моим порывом было послать их ко всем чертям. У меня в голове не укладывалось, как две вполне взрослые и серьезные девицы, профессионалы своего дела, связанного с защитой закона, не хотят понять, что поездка, нацеленная на поиски вероятного убийцы, – это вовсе не увеселительная прогулка,
Но вся толерантность, которую я вдруг в себе обнаружила, и все довольство собой, которое я в результате ощутила, были напрочь забыты, как только я увидела Гарсона, который с небольшим опозданием явился в комиссариат. Если весь мой багаж сводился к весьма средних размеров чемодану, то при нем были маленький чемоданчик и огромный рюкзак, по тяжести сравнимый со смертным грехом.
– Господи, и что вы туда напихали? – полюбопытствовала я.
– В рюкзаке книги по истории и искусству: императорский Рим, республиканский Рим, скульптуры Микеланджело, жизнеописания императоров… Ага, догадываюсь, что вертится у вас на язычке. Тогда снимите трубку и скажите все это Беатрис. Это ее идея. У меня голова распухла от наставлений, что мне следует знать о Вечном городе. Из вещей я почти ничего не взял – смену белья, пару рубашек да брюки. Можно сказать, еду почти голышом, и это тоже затея моей жены. По ее мнению, в Италии – лучшая в мире мужская одежда, поэтому я должен купить там все, что мне нужно.
– Убиться можно! – не выдержала я. У меня было такое впечатление, что все они, не сговариваясь, решили, будто мы отправляемся развлекаться.
– А вы что, хотите, чтобы я уехал из дому, устроив громкий супружеский скандал?
– Нет! Вот уж чего я вам никогда не пожелаю, Фермин, так это супружеского скандала!
Он пожал плечами и улыбнулся. Мы с ним всегда составляли странную пару, и вот теперь эту самую странную пару отвез на машине в аэропорт полицейский Домингес.
Ожидая, пока объявят посадку на наш рейс, мы бродили по немыслимых размеров первому терминалу аэропорта Эль Прат. И я снова почувствовала то, что всегда накатывало на меня в аэропортах: беспредельное ощущение абсурда. Престарелые супруги англосаксонского вида, маленькие группки шумной молодежи, одинокие мужчины, всегда сидящие с открытыми компьютерами, перуанцы, наряженные в национальные костюмы, пара погруженных в размышления священников, женщина с двумя или тремя детьми, барахтающимися на полу… Куда направляются все эти люди? Что их влечет? Ничто. Мне кажется, на самом деле ничто не заставляет их грузиться в самолет, и если бы они спокойно сидели на своих местах, жизнь в мире оставалась бы в точности такой же, как и прежде. Вот и мы, Гарсон и я, тронулись в путь, не имея на то абсолютно никаких веских причин. Если в Риме нас постоянно будут сопровождать два полицейских, то почему бы им самим не выполнить всю работу? Почему чье-то физическое присутствие видится столь важным в мире, который живет уже отчасти в виртуальном пространстве? Мне не хотелось делиться этими мыслями со своим помощником, потому что они были туманными и неуместными. К тому же Гарсон выглядел рассеянным. И продолжал хранить молчание, даже когда мы оказались в самолете. Достал книгу с жизнеописаниями римских императоров и принялся читать. А я даже не открыла взятую с собой книжку, так как мгновенно заснула.
Меня разбудил голос пилота, объявлявший, что через четверть часа самолет совершит посадку. Гарсон жадно глядел в окошко. Начинались наши римские похождения.
Глава 7
Пока мы ехали на такси в гостиницу, в голове моей мелькали картинки из предыдущих визитов в Рим. Гарсон был прав: я чувствовала себя как старая, когда-то знаменитая, актриса, которая связывает в памяти тот или иной город с одним из череды своих мужей. Я со всеми тремя бывала в Риме. Первый мой муж, Уго, выбрал Рим для нашего свадебного путешествия. Сколько времени прошло с тех пор? Мне всегда трудно приклеивать к своим воспоминаниям конкретные даты, да так и лучше. В тот раз все места, где мы побывали, отсылали меня к университетским курсам, которые я прослушала, книгам, которые я прочитала, фильмам, которые посмотрела, картинам, которыми любовалась. Улицы, памятники, музеи – все казалось странным, обретая материальность. Подлинный Рим словно сражался за право на существование с мечтами многих и многих художников, мечтами многих и многих путешественников. Все грани огромного бриллианта, каким был этот город, отражали свет в форме чужих впечатлений. Было непросто составить собственное мнение о том, что ты видишь. Разрушая любой непосредственно личный взгляд, в голову мне лезли безумства Феллини, романтические фантазии лорда Байрона, грандиозные римские цирки времен империи, созданные Голливудом, лекции о кватроченто, реализм Витторио Де Сики и незабвенные кадры, когда Одри Хепберн и Грегори Пек вместе едут на мотороллере “Веспа”.
Уже в самом начале нашего супружества Уго был человеком самоуверенным. Он успел побывать в Риме в студенческие годы, поэтому считал, что может служить мне гидом. Именно это ему больше всего нравилось – вести за собой других. Его объяснения были столь многословными и подробными, что я чувствовала себя ученицей, внимающей учителю. Подобные впечатления, казалось бы, должны были обещать в будущем черные тучи, но юная любовь никогда не желает верить метеорологическим прогнозам, предвещающим бури. В любом случае в Риме все время нашего там пребывания светило солнце. Разумеется, под конец я пресытилась знаменитыми камнями и величием былой империи, но, возвращаясь в Испанию, села в самолет с твердой верой: “Я вернусь сюда”.