Неадекватная в Пафосе
Шрифт:
В этот раз, думаю, я зашла дальше, чем просто опустились руки. Меня перестала волновать сама цель пути. Скопленные за время работы у Богдана Игнатьевича деньги я берегла на покупку квартиры. Снимала жильё на зарабатываемое «подработкой». Думала, что плавно перескочить из одинокой девушки в замужнюю женщину не составит труда, ведь и кандидат есть.
А теперь что? Я сижу в погребе его матери в глубокой деревне. Только далеко она от больших городов, но вот близка к границам страны и страдает в числе первых. Акт доверия и надежды на меня заставили пойти на такой шаг – приехать заботиться о его матери, пока
Как я могла так с собой поступить?! Как он мог со мной так поступить? Кажется, я, наконец, повзрослела. Только сейчас я поняла, что надо было её ко мне, в столицу, а не мне в деревню… я теперь глубоко запутана в своих чувствах и отношении к Венедикту.
Пока не случилась война, я думала, что вот, я близка к покупке квартиры и замужеству. Свою квартиру я бы сдавала, деньги берегла, а жили бы мы в его квартире. У нас родились бы дети. Я так хочу быть женой, матерью и хозяйкой, что, боюсь, упустив это почти у финиша, я перегорела и теперь не хочу ничего. Особенно после его поступка.
Ну зачем ты меня об этом просил?!
– Я очень хотела семью с ним, – прозвучало из темноты подвала, когда немного стихло.
– С кем?
– Отцом Венедикта. Представляешь, я хотела двоих – Венедикта и Владлену. Или Владу. Остановилась на Владлене, так как можно сокращённо называть Владой!
– Представляю ваше удивление, когда вы узнали, как зовут меня!
– Меня как молнией поразило! Я сочла, что это знак.
– Посмотрим. Я стала сомневаться в своём отношении к нему, – война многих сделала откровенными.
– Я пока что не берусь его ни осуждать, ни оправдывать, потому что, к моему стыду, я его совсем не знаю.
– Расскажите мне всё с самого начала.
– Отец его – моя любовь. Даже не знаю, может, я его до сих пор люблю. Но знаю точно, что кусок моей души тогда точно покинул моё тело.
– Что же случилось?
– Я не знаю… Я была беременна, на седьмом небе от счастья, что беременна от моего Влада. Мы…
– И его так звали?
– Я его так любила, что хотела, чтобы всё звучало его именем. Для меня он – это любовь, дети – любовь. А значит, в их именах должны быть звуки его имени. Звучит, будто я сотворила кумира. Может, так и было. Но, думаю, я тогда поверила, что наконец вырвусь из пучины одиночества. У меня было хорошее детство. Одинокой я стала, как только государство назвало меня совершеннолетней. Будто Бог дал дожить моим родителям до этого моего возраста, чтобы я не попала в детский дом.
– Понимаю. Что же произошло?
– Он пропал без вести. Мы планировали свадьбу. Уже подали заявление. Он работал. Мы откладывали деньги на свадьбу, на ребёнка. И как-то раз он не вернулся с работы. Всё.
– Что полиция?
– Искали, конечно. Поняли, что он был похищен. Я в этом не уверена.
– Как протекала беременность с такой не-рвотрёпкой?
– На удивление отлично! Легко так! Видимо, у Венедикта было чёткое намерение родиться. Это единственное, что меня хоть как-то приводило в чувства. Я сошла бы с ума от горя. Даже ходила делать аборт. Врачи просили подумать. Ведь ребёнок был с идеальным
здоровьем.
– Что-то мне подсказывает, что именно это чувство недопонимания я сейчас испытываю к Венедикту.
– Может. В общем, я выбежала из операционной в последний момент. Странно было убивать частичку Владислава. Я сидела в кафе и не могла поверить, что хотела это сделать. Я была счастлива, что опомнилась!
– Да что же произошло, что ваши отношения не задались?
– Всё было хорошо, пока он не стал говорить о том, что насиловал и убил меня в прошлой жизни.
– О как! То были вы!
– Странная реакция. Ха-ха, – в эти времена смех был только нервным. – Он говорил тебе об этом! Он всем рассказывал.
– Вам было и неприятно, и плюс стыдно…
– Всё сложнее. Он это преподносил людям, как страшные байки. Ему, по сути, никто не верил. А я… Мне было просто жутко какое-то время, но я бы могла с этим жить, пока не вспомнила…
– Он думает, что не вспомнила, но просто чувствуете на подсознательном уровне!
– Вот это вы откровенничали, конечно! Хотя чего удивляться, он многим это рассказывал. Но только в детстве. В юности он почему-то замкнулся. Несмотря на то, что резко вырос на три головы за лето!
– Я его не представляю общительным. Наедине – да. И то только с теми, кто прошёл его проверку на надёжность. Даже не знаю, какие критерии отбора, ха-ха.
– Не суть. Он и не знает, что я вспомнила. Не могу точно сказать, дорисовала ли я в своём сознании внешность того маньяка под его внешность или он реально не сильно изменился с прошлой жизни… Но смотреть на него мне сложно. Не то что взаимодействовать как-то.
– И ваши мечты рухнули. Полная фрустрация! Сочувствую.
– Ты на удивление эмпатична!
– Так вышло. Бог меня зачем-то наградил этим.
– Редкое качество. Благодарю! Итак, я хотела ребёнка, вот он! Но он тот, кто мучил и убил меня в прошлой жизни. Как бы я ни старалась справиться с великой ненавистью к нему, я не могла с собой совладать. Я – человек, выращенный в большой любви. Я накопила её в себе столько, что можно было захлебнуться от переизбытка. Хотелось срочно с кем-то ею поделиться. И тут такое. Это был сильный удар, боль от которого ещё долго резонировала. Когда мы не рядом, мне легче.
– Даже не представляю, как с этим можно справиться вообще.
– Лучше б хоть кто-то знал. Я бы спросила…
– Надо закурить. А то есть хочется.
– Не поверишь, у меня есть сигары. Подарок сына.
– Ваше лицо! Привет! – От пламени зажигалки Владлена на мгновение увидела лицо несостоявшейся свекрови.
– Зажигалку беречь надо!
– Странно, да? Сидим третий день рядом, а не видим друг друга.
– Всё странно. И то, что курим от голода, хоть и некурящие, и то, что люди воюют… По правде говоря, я уже ничему не удивляюсь. С моим отношением к сыну я вполне могу себе представить, откуда войны берутся. Люди иногда просто не могут справиться с собой. Человеческая психика хрупка.