Небеса чистого пламени
Шрифт:
– Ого.
Вышло не особо содержательно, но цирюльник все равно кивнул. На его лице с ярко выраженными скулами и челюстями, которыми не то что орехи, а алмазы можно было колоть, появилась улыбка.
– Честно, я от вас такого не ожидал, – принялся усатый господин. – Простите, но ваши руки…
– Руки делают, – парировал Алексис.
– А глаза боятся? – хмыкнул господин.
– Нет. Боялись бы – не делали.
Усач уже было открыл рот, ожидая другого ответа – но благоразумно промолчал, как-то растерявшись. Вместо этого, гость перевел тему – как часто делают в таких ситуациях, чтобы не показаться подловленным или глупым, хотя все и так уже все
– Вы слышали, что они привозят в город с последних раскопок? Привозят к нам?
– Я еще не читал свежих газет. Сами в курсе, был слегка занят…
– О! Тогда это будет моим вам бонусом к оплате, – ухмыльнулся господин. – Они нашли там что-то, что перевернет наше представление о мистериях и богах старого Египта!
– Опять, что ли? – цирюльник вытер бритву полотенцем.
– Не опять, а снова! – развел руками усатый господин. Алексис поморщился – он никогда не понимал смысла этой фразы. – По крайней мере, это все, что, пишут газетчики. А вы знаете, как они умеют писать!
– Так же как вы – говорить, – подумал крупногабаритный цирюльник и улыбнулся. Вслух же он сказал: – Конечно, это же их работа.
Потом они оба, почти одновременно, посмотрели в распахнутое окно – видимо, их привлек ворвавшийся внутрь медовый запах сирени, который колокольным звоном напевал о том, что на улице вовсю разыгралась весна, даря жизни новые краски. Хотя, вернее сказать, возвращая былые – затяжная зима пожирает уж слишком много буйства цветов, оставляя лишь белый, серый, черный и серебряный. А монохром в большом количестве опасен для здоровья.
За окном, вдалеке, за чередой ажурных тонких домов, дымом возносящихся кверху и блестевших в мерцании серебра; домов с цветным стеклами, сияющим жидкими оттенками, над всем возвышались два огромных искрящихся купола собора Вечного Осириса из изумрудного стекла, как два оазиса нависающие над городом.
– Прошу прощения, – вдруг проговорил усач, отвлекая цирюльника от видов города. – У вас не будет крема?
– Простите? – не сразу сообразил Алексис.
– Крема, – повторил господин, когда цирюльник повернулся к нему лицом. – По-моему, у меня на щеке небольшой порез.
Ерундовая царапина – да даже не царапина, а просто пшик – и вправду осталась на щеке гостя. На ней проступила капелька крови – малюсенькая, меньше и представить сложно. На свою голову, Оссмий эту капельку крови увидел.
И свалился в обморок.
Потому что Алексис Оссмий не переносил вида крови.
***
Алистер много спал.
Но сон был для него не полной наслаждения прихотью, а инструментом изучения, как микроскоп в руках ученого и сера на столе алхимика.
В глубокой дреме он всегда видел сны. Так и должно было случиться, ведь иначе ничего бы не вышло, все застлала бы черная безжизненная пелена временного, но небытия.
Потому что уснуть – все равно, что умереть.
***
Когда среди раскаленных песков Египта впервые начались раскопки, никто и подумать не мог, как тряхнет мир – его может быть и вовсе не тряхнуло бы, если бы Жан-Франсуа Шампольон, отец египтологии, не откопал больше, чем следовало. Хотя, странно говорить, что ему что-то сделать следовало – просто судьба распорядилась так, а не иначе, хотя при каких-нибудь иных обстоятельствах мир бы даже не узнал сокровищ древности. Лишь по той причине, что они остались бы не найденными.
Но из-под песков извлекли столько магического,
Но Шампольон с коллегами не сдавался. Они долго и упорно пытались расшифровать письмена, а когда наконец нашли ключ к разгадке и перевели иероглифы, то поняли, что только что изменили мир.
Из гробниц извлекли своды правил, заклинаний, постулатов и текстов, которые доказали миру, давно ушедшему от магии к паровым технологиям – Египетские мистерии и вправду работали. Все эти обереги, взывания, ритуалы – все это взаправду, и теперь инструкции по применению попали в свободный доступ. Но, что важнее всего…
Люди поняли, что боги древнего Египта – реальны, живы и рады подарить свое благословение.
Мировые столицы охватила лихорадка: среди храмов одного бога, а иногда и вместо них, начали строить святыни божеств Египта, которые становились драгоценными жемчужинами мегаполисов. На дирижабли – главный транспорт всех крупных городов – стали наносить кресты-Анкхи и Солнечных Скарабеев, магию применяли в практических целях, паровые технологии слились с волшебством. Теперь сэры в атласных костюмах и цилиндрах, дамы в ажурных платьях стали носить обереги, которые сперва казались такими чужими в Европе, а потом как-то прижились, и никто, даже те самые консервативные профессора-академики, уже не понимал, как же раньше все жили без магии Египта…
Так вот, отвлекаясь от краткого экскурса – полезного, но не самого динамичного, – нужно все же еще немного понудить и отметить вот что: среди всех городов, Амнибус – его уже давно никто не называл Санкт-Петербургом на старый манер, – стал центром бога Осириса. Об этом можно было не знать, это просто чувствовалось среди улиц среброголового города, ну а для самых невнимательных всегда мерцали два грандиозных купола собора из изумрудного стекла, огибаемые шумными дирижаблями.
Дирижабли, кстати – главный транспорт не только для путешествий между странами и городами, но и для передвижения по самому Амнибусу. Некоторые из летающих машин были поменьше и побыстрее, некоторые – помассивней, ведь везли груз, а некоторые выполняли роль общественного транспорта.
И вновь кстати – один грузный транспортный дирижабль только что причалил к посадочной платформе, где его уже ждала целая делегация, в основном из стариков и тех стариков, что помоложе, но не особо. Собрались все «сливки города», у которых хватило времени и сил встретить дирижабль. Людей могло быть больше, но вот только газетчикам веры не было – а они, бедные, так старались заинтриговать побольше народу.
Первым с дирижабля сошел мужчина в костюме, в цилиндре с крестом-Анкхом и в красных очках-гоглах. Прибывший остановился, осмотрел собравшихся, кивнул будто бы всей толпе разом, а потом отошел в сторону, освобождая путь четырем рабочим в простеньких костюмах, которые несли на удивление маленькую коробочку – такую и школьник спокойно может дотащить в одиночку. Но эти четверо опускали деревянный ящик так медленно, словно там лежала либо взрывчатка, либо, что хуже, тетушкина любимая хрустальная ваза, которую ни в коем случае нельзя разбить и даже поцарапать, иначе условная тетушка внесет тебя в черный список. А черный список любой тетушки на свете – вещь страшнее любой преисподней.