Небеса ликуют
Шрифт:
— Угу…
— А вы представьте, — усмехнулся я. — Еретика Джованни ведут на костер. Если поглядеть с высоты птичьего полета, то мы вначале увидим еретика в повозке, затем — на помосте, во время чтения Акта Веры, потом — попирающего ногами поленья…
Вновь послышалось шипение. Кажется, дрова сегодня сыроваты!
— Следом за этим мы наблюдаем, как еретик Джованни корчится на огне, затем — его обгорелые кости кидают в Тибр…
— Идите к черту! — не выдержал он. — Неостроумно!
— Зато очень понятно, — отпарировал я. — А из Промежуточного Мира, где нет
Я ждал ответа, но сьер де ла Риверо молчал. Переваривал.
— Байки! — наконец отрезал он. — Существование такого мира не соответствует физическим законам. Впрочем, подобное я тоже читывал — как раз в книге «Зогар». Живут в этом вашем мире малахи, то есть ангелы. Они весьма зловредны, потому как завидуют человеку, ибо тот имеет свободу воли.
— Правильно! — улыбнулся я.
— Книга «Зогар» в изложении для сельских попов. Сказочка мессера Нострадамуса. Он, видите ли, регулярно в сей мир наведывался. А поелику там нет времени, то его душа регулярно поглядывала в наше будущее. Чушь и бред!
Чушь?
«Вопрос: С какого возраста, подсудимый, посещали вас сии сомнительные видения, навеянные, без сомнения, силами, далекими от Господа?
Ответ: С самого детства, монсеньор. Вначале не ведал я, что вижу, однако же в семь лет было мне видение моей матери…»
Значит, Эвлия-эфенди прав! Каббалисты и суфии говорят об одном и том же. И Нострадамус писал об этом! Вначале человек не понимает, что встает перед ним, но затем начинает управлять своими видениями, учится сам переходить невидимый и неведомый рубеж…
Наверное, не каждый. Сколько было пророков-безумцев!
— Такие люди являются «кевалями» — проводниками между мирами. Отсюда и святые отца Азиния — они якобы ближе к Господу…
— Святые? — очнулся я. — Да при чем здесь они? Сьер Гарсиласио поглядел на меня так, что я почувствовал, как над моей головой неслышно смыкаются своды монастыря Санта Мария сопра Минерва. Какой бы из него получился инквизитор!
— По крайней мере это более логично, чем верить, что стояние тридцать лет на одной ноге делает какого-нибудь плешивого дурака ближе к Богу!..
Бедный брат Азиний!
— …В святых это… это свойство заложено с рождения. Есть даже довольно нелепая идейка, что святые — настоящие — не люди, а потомки ангелов, которые когда-то грешили с дочерьми человеческими. Потому им легче мысленно проникнуть к своим родичам.
Потомки ангелов?
…«Аулийа» — учение об иерархии святости. Только самых достойных, имеющих в крови «ангельский свет», допускают в Промежуточный Мир!
— Постойте! — встрепенулся я. — Но ведь это действительно сказки! «Сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены…»
— И звали сих сластолюбцев Аза и Азель. — Сьер еретик привстал, потянулся. — Надеюсь, это все, сьер де Гуаира? Если хотите, могу рассказать о лограх короля Артура или о дхарах принца Фроата — они как раз считали себя потомками этих Азы и Азеля. Но только не сегодня. Хватит с меня и одной Вегилии!
— Как хотите…
С меня
Я снял шляпу — вода полилась с набухшей, потерявшей форму ткани. Прощай, «цукеркомпф»! Самое место тебе на огородном пугале. Никогда не любил шляпы!
— Сьер де Гуаира! Я хочу вас спросить… Оказывается, мальчишка все еще не спит.
— Как я понял, мы собрались воевать?
Я покосился на сьера еретика, выглядывавшего из-под плаща. Что-то в его голосе я не услышал избытка храбрости! Странно, ему бы радоваться…
— Не желаете лечь костьми за зеленое знамя? Ответа я не дождался.
Бурбон, Марсель увидя, Своим воякам рек: О, Боже, кто к нам выйдет, Лишь ступим за порог?На этот раз песня про принца Бурбона звучала под аккомпанемент орудийного гула. И сам шевалье, восседавший на худой мосластой коняге, не походил уже на Плутона, когда-то гонявшего по гостиничному коридору одуревших от страха лакеев. По раскисшей от дождя дороге ехал Марс — хмурый, облепленный грязью, с бородкой-пистолетом, направленной, словно стрелка компаса, в сторону, откуда гремели пушки. Марс спешил на войну.
Дождь сменился туманом. Татарская конница, погоняя камчами визжащих от боли коней, еще на рассвете ушла вперед. Туда же, к берегам близкого Стыра, беглым шагом промаршировали одетые в красное стрелецкие сотни. На дороге мы остались одни — трое всадников, два осла — и огромная тихая толпа в свитках и белых рубахах.
Посполитые. Селяне.
Русь.
Мы шли с ними от самого Колодного. Из разумной предосторожности я старался держаться подальше от пестрой толпы усачей-запорожцев, разодетых в жупаны и цветные шаровары. Вдруг там окажутся друзья моих знакомых-кладоискателей? Затеряться в селянском море, среди свиток и кожухов, было проще и безопасней.
Я не понимал этих людей. С остальными было все ясно. Черкасы были готовы умереть за «реестр», за право называться новыми шляхтичами. Их сотники и полковники — за «грунты», уже обжитые, прикипевшие к рукам. Попы — за право перебить иноверцев, мещане — за «магдебургию» и возможность торговать без конкурентов-католиков. Но посполитым нечего было тут делать. Людям в белых рубахах никто ничего не обещал.
В первые дни даже казалось, что их гонят на войну насильно, как дешевое гарматное мясо, которое можно не считать и не жалеть. Ни лат, ни оружия. Косы, топоры-келепы, самодельные пики, просто дубины — смешно! Нет, не смешно — страшно! Латная гусарская конница со стальными крыльями за спиной, немецкие наемники, служившие Валленштейну и Тилли, миланские мортиры — и сонмище в лаптях и опорках. Так любил воевать Чингисхан — гнать безоружную толпу на вражий строй, экономя силы и кровь настоящих бойцов.