Небеса нараспашку

Кали Вулф

Норман не лгал ни на йоту: как только пёс запрыгнул, точнее, грациозно зашёл в салон потрёпанного, должно быть, доставшегося по наследству «Кадиллака», шины заметно присели.

– Никогда такого не видела, – не без опасений констатировала я, – А твоя машина выдержит?

Норман по-философски развёл руками:

– Сегодня сломается, завтра, какая разница? Давай лучше твой велик сложим. Дорогу покажешь?

Доехали мы без особых приключений, если забыть о натужном скрипе «Кадиллака» на поворотах. Увидев мой район, Норман не выказал никакого

удивления; ничто не изменилось и в его тоне, когда он со мной прощался. Заметил только, что, раз дом большой, собаке будет где резвиться.

– И ещё, – напоследок оглянулся он, – Теперь этот пёсель – твоя ответственность. Я навещу вас как-нибудь, чтобы убедиться, что всё в порядке.

– Да, конечно, – от неожиданности даже выпрямилась по струнке я.

– Ладно. Бывай, – довольно кивнул Норман, выруливая на основную дорогу.

Теперь, оказавшись у порога, я, наконец, осознала, что наделала. Хохлатый и очень серьёзный (и очень тяжёлый) пёс, похожий на кошмарную лошадку-фалабеллу, тоже оглянулся на меня, пока я звенела связкой ключей.

– Что ж, – я приоткрыла дверь, выжав из себя «я-боюсь-последствий» улыбку, – Добро пожаловать домой.

– А. Ну шикарно. Больше могу не прятаться, – тут же раздалось в ответ.

Я не подпрыгнула, не вскрикнула, не завизжала – я слишком была в шоке для такого рода реакций. Моя голова повернулась к собаке с какой-то ломаной грацией неисправного шарнира. В комплекте с выпученными глазами, куда ж без них.

– А теперь я попрошу тебя не орать, – мой найдёныш снова принял позу суслика-часового, зайдя в прихожую. Пасть он не открывал, но я почему-то была уверена, что говорит именно он. Слегка шипящий, но притом очень «правильный» акцент. Будто у простуженного выпускника Оксфорда.

Чёрт его знает, почему я уделила столько времени разбору слов вместо того, чтобы восхититься, что моя собака, как оказалось, разговаривает. Когда я уже составила какой-никакой, но план, начинающийся воплем и заканчивающийся красочным обмороком, приведённый мною зверь начал меняться, да так, что я сразу поняла, почему он казался таким тяжёлым и что за облачко тумана было вокруг него.

Внутри меня орала благим матом сирена тревоги, а я, оцепенев, глядела на то, как напротив происходила неведомая биологическая разархивация. Пёс, оказавшийся чем угодно, но не псом, раздувался, словно резиновая лодка, и совсем скоро дорос до добрых двух метров в высоту, опустив ко мне острое рыло покрытого шерстью аллигатора:

– Так-то лучше.

– Д… да, пожалуй, – криво улыбнувшись от шока, исторгла из глубин лёгких я, – По… полагаю, есть ты меня не собираешься?

– Ах, Кармен, – массивное чудище расположилось поудобнее, уложив передние когтистые лапы на колени, – Мне сообщили, что ты достаточно умна для того, чтобы понимать очевидное: инопланетным формам жизни не должна подходить диета из людей.

– А… – я пыталась найти подходящее место для взгляда, в итоге остановившись аккурат между двумя бельмами глаз, – Так… чем обязана?

Он протяжно фыркнул:

– Имя.

– Имя?

– Ты

едва ли сможешь произнести моё настоящее имя.

(какого бодуна я ещё не в обмороке, спрашивается?)

– Что ж, – я по привычке потёрла подбородок указательным пальцем, заметив, что колени окончательно перестали трястись, – Мне всегда нравилось имя Валентино. Что скажешь?

– Сойдёт, – мой гость опустился на четвереньки, – А теперь я изложу, что нужно делать… Почему ты стоишь, разве вы, люди, не предпочитаете обсуждать дела во время приёма пищи?

– Я не совсем понима…

– Есть морепродукты? Мидии? Или креветки, осьминоги, крабы, может.

– Да, что-то было. Погоди, а…

– Чудненько, – Валентино повёл носом, отыскивая кухню, – Я предпочитаю сырое, спасибо.

И вот я на кухне, смутно ощущаю ещё пока неведомые для меня последствия «усыновления» инопланетянина, а злосчастный сэндвич отказывается лезть в горло, хотя уже обед. Смотрю во все глаза на того, кого назвала Валентино, и какой-то крохотной мозговой извилиной обдумываю, как объяснить вот это моей родительнице.

– Как я уже говорил, – Валентино по-хозяйски открыл дверцу холодильника и достал себе кубик льда, пожевать, – Моё начальство изучило тебя и сочло, что твои характеристики, условия проживания и прочее отлично подходят для вербовки. Раньше, чем ты спросишь, – он почти по-человечески поднял вверх указательный палец, – Мы занимаемся решением дипломатических вопросов.

– О, – вот и всё, что я могла сказать.

– Да. Но по правилам, мне нужен партнёр с яркой эмоциональной мор… То есть лицом. Люди отлично подходят. К тому же, твой IQ также соответствует требованиям службы. И не спрашивай, почему ты. Так получилось. А вот как у тебя выйдет работа, это мы проверим в ближайшее время.

– Я не могу… ну… – я отложила примятый, но так и нетронутый сэндвич, – Отказаться?

– Ты не захочешь, я знаю, как много фантастики ты читаешь, – Валентино с аппетитом захрустел ещё одной креветкой из пакета, – И как ты загибаешься в рамках этого скучного мира, где приходится прогибаться под тысячи стандартов.

– Да, но я ведь несовершеннолетняя.

Его бельма снова остановились на мне, и я наконец-то разглядела подобие едва поблёскивающего тапетума:

– Ваше общество ломает тебе подобных очень рано. Полагаю, я успел вовремя.

– Ага… А как…

– Дорогая, я дома! – на кухню стремительно влетела моя маман, держа наперевес дорогущую брендовую сумку. Увидела Валентино.

– Мам, я это… – нерешительно начала я, но тут заметила, что моя родительница как-то расслабилась, будто под гипнозом.

– Собачку взяла, смотрю? – наконец, бесцветным голосом сказала она, – Из приюта?.. Ну, я вроде не чихаю. Не забывай выгуливать… Как зовут, кстати?

– Валентино, – ошарашено ответила я.

– О. Кобель. Прекрасно, – мама потёрла висок, – Дорогая, я что-то устала. Пойду прилягу ненадолго.