Небесная птаха

Рейдо Диана

— Ясно. Да, невесело. Он что, вытащил тебя из-под колес грузовика или заплатил выкуп бандитам?

Мирабель сверкнула на него неожиданно грозным взглядом:

— Вовсе нет! Не шути так. Просто я заболела. Начала чувствовать себя все хуже и хуже. В один прекрасный день я загремела в госпиталь.

— И каков же был диагноз?

— Пневмония. Она началась как-то сразу и остро. Я не видела к этому никаких предпосылок. Не простужалась, не пила коктейли со льдом в большом количестве, не спала на холоде. Сначала мне показалось, что это грипп. Но температура все повышалась, мне становилось все хуже…

— И

что? Разве медики не смогли тебе помочь?

— Я пережила криз, но лучше мне почему-то не становилось. Я словно зависла в одной точке — ни выздоровления, ни существенного ухудшения. К тому же…

— Да?

Мирабель глубоко вздохнула:

— Никто из моих так называемых друзей не стремился навещать меня, как-то помочь или хотя бы поддержать. Один раз вся компания завалилась ко мне в палату. Они принесли апельсины и содовую.

— И больше не появлялись? — Дик не поверил своим ушам.

Мирабель с горечью усмехнулась. Казалось, она уже не удивляется этому факту, скорее он ее забавляет.

— Да. Я много размышляла над этим…

— Ты не должна винить себя, — прервал ее Дик. — Я их не оправдываю. Но это можно понять. Мало кто любит докторов, капельницы и таблетки. Мало кто хочет по доброй воле сталкиваться с этим, пока это не заденет его самого… или же его близких.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но тогда я не сразу поняла одну вещь: если ты тусуешься с кем-то, если заезжаешь за ним или к нему в час ночи, если вы выпили вместе больше сотни мохито, это еще не означает, что вы стали близкими людьми или добрыми приятелями…

Дик подбадривающе улыбнулся и коснулся холодной руки Мирабель. Она продолжала:

— Оказывается, если ты красивая, веселая, забавная, можешь поддержать беседу, обладаешь вкусом и имеешь свой стиль — совсем не обязательно тебя хотят видеть своим другом. Я была… да, кажется, я была одним из атрибутов тусовки. И вот это действительно горько. Вся жизнь словно осталась за стерильными стенами больницы. Она как будто остановилась. Может, я потому и не поправлялась, что мне не к кому было возвращаться. Тогда-то и появился мой будущий муж…

— Ты хочешь сказать, что это Канингем вытащил тебя из больницы?

— Разве я называла тебе его имя? — удивилась Мирабель.

Дик смутился:

— Я… Я не помню. Может быть, Рон говорил?

— Может, и говорил, — согласилась Мирабель. — От него чего угодно можно ожидать. Так вот, появился Канингем. Он был врачом в больнице… Ой, не врачом — стажером! Приносил лекарства, проверял мое состояние. Потом я поняла, что для дежурных посещений врача он слишком часто заглядывает ко мне. Начались символические букетики цветов, незаметные для окружающих. Я пожаловалась ему, что до смерти хочу шоколада — и он принес его мне. После своих дежурств он стал оставаться со мной. Он даже читал мне вслух… А потом стал рассказывать о себе. О том, что происходит за стенами больницы. Только потом я поняла, что он на самом деле рассказывал не о себе… Он рассказывал о том, как интересно и весело жить. Своего рода терапия… День за днем — хорошие новости, забавные детали. Он пересказывал мне фильмы, выходящие на экран. Говорил, на каких был концертах, какие видел спектакли. Постепенно — я даже не заметила, когда именно — я захотела все это прочесть, увидеть и попробовать сама.

— Одним

словом…

— Одним словом, я поправилась. И меня выписали. Но при этом очень рекомендовали мне как можно больше бывать на свежем воздухе, на природе. Загазованный воздух Нью-Йорка и даже нью-йоркских скверов, говорили врачи, это профанация. Это не то, что мне нужно. Хотели направить в какой-нибудь пансионат для дальнейшего восстановления…

— И что же произошло дальше? — спросил Дик, видя, что Мирабель призадумалась, все глубже погружаясь в волны собственных воспоминаний.

Она невесело улыбнулась:

— Дальше все было неожиданно… Канингем сказал, что не нужны никакие курорты и пансионаты. Он взял и увез меня сюда, в этот городок…

— Что правда, то правда — воздух тут и впрямь хороший. И природа не так загрязнена, как в других штатах… Но откуда у стажера было столько денег на этот дом?

— Их у него и не было, — пожала плечами Мирабель. — У него был этот дом. Раньше он принадлежал их семье… а потом Канингем унаследовал его. Он был поздним ребенком. И, соответственно, родителей похоронил рано. Обоих. Ему достался дом, он купил машину… Машину приобрели, уже когда мы переехали сюда. Он просто забрал меня из Нью-Йорка, и все. Ко мне никто и никогда не относился так… трепетно. Так бережно.

— И ты бросила все, что у тебя было в Нью-Йорке? — не поверил своим ушам Дик. — И без оглядки перебралась сюда?

Мирабель дернулась, как от удара.

— Я же говорила, что не в восторге от воспоминаний о Нью-Йорке… К тому же на кону были две важные ставки.

— Какие же?

— Мое здоровье и… любовь.

— И вы поженились.

— Нет, — тихо сказала Мирабель, — мы не были женаты. То есть, конечно, друг для друга мы были мужем и женой. И окружающие считали нас женатой счастливой парой. Но пожениться мы не успели. Канингем умер.

— Что же было у Канингема?

— Лейкемия. Все произошло так быстро… Ну может, и не очень быстро, но мне так показалось. Я старалась делать все, как в свое время делал Канингем. Но, видимо, мне не удалось стать для него тем, кем он стал для меня. Он просто ушел и оставил меня одну…

— Мирабель, а откуда же тогда сплетни? Ты поэтому не любишь выходить из дома, общаться с местными жителями?

Она неохотно ответила:

— Тут для меня все было чужим, не то что в Нью-Йорке. Канингем это понимал, но не успел меня ввести «в круг» здешних людей. И дело даже не в том, что кому-то казалась подозрительной смерть Канингема. Было официальное заключение врача… говоря языком детективов, «все чисто». Просто есть недоумки, которые болтают, сами не зная что. Во всем видят заговор и мыльные оперы. Адская смесь, я тебе доложу… И сами не понимают, какой вред причиняют своей болтовней и обвинениями.

— Я примерно понял. — Дик покачал головой. — Возвращаться обратно ты не могла или не хотела, осталась здесь, но, можно сказать, на птичьих правах и без налаженных связей и отношений в городке…

— Да, именно так.

— На что же ты жила все это время?

— Канингем успел сделать для меня еще кое-что. Отец оставил ему скопленные деньги. Канингем перевел их на депозитный счет на мое имя. Раз в месяц я езжу в банк, снимаю проценты…

— …И живешь на них, — закончил Дик. — Понятная схема.