Небесная танцовщица apsaras

Бодров Валерий

Что за бред я несу?

Как только Наталья узнала, что ребёнок от мужа, так сразу вернулась к нему. Там деньги, там достаток, там настоящий отец, в конце концов. Я не останавливал её. Я вообще никогда и никого не останавливаю и не зову. Все вокруг сами приходят и стараются проложить вокруг меня свои запутанные тропинки. Я брожу по

ним и иногда составляю карты, чтобы не сбиться со своего, предназначенного только для меня, пути. Если бы только я имел право привлечь тихую, оттаявшую от какого-нибудь горя, душу к своей давно потерянной судьбе, я бы сделал это. Но Вы же понимаете, друзья мои, что повсеместный обман достиг совершенства и уже молодая поросль жадно взирает из распашонок, чем бы поживиться за пределами детской кроватки. Поэтому я прощаюсь, и ухожу в далёкое плавание.

Вот и новая знакомая тянет оранжевое через трубочку у барной стойки. Она загорела и стройна. За её плечами на побережье торчат две облезлые пальмы и зеленоватый кусок океана. «Как твоё имя, дитя джунглей?» «Hello!» – кивает она мне, принимая заманчивую позу, обтягивающее платье, манящий изгиб перламутровой шеи. Я улыбаюсь широко и протягиваю ей сигарету.

Часть 2

Небо – острова

На высоте

Взгляд ловит покрывало облаков

и край крыла за тёмно-синим фильтром,

в коленях плед, как земляной покров,

расчерчен на квадраты и палитры.

Сосед бубнит про качку и грозу,

посасывая фляжку из кармана.

Я, наконец, себя к тебе везу

из временного выудив аркана.

Пусть борется с гипнозом циферблат

в серебряную луковку обутый.

Потерянной секунде каждой рад.

Я жадно собираю их в минуты.

Ещё немного

и твоя рука

окажется в моей большой ладони,

как маленькая тихая река,

свой океан когда-нибудь догонит.

И день замрёт секундой дорожа,

минуя состояние постоянства:

и стрелки с новой силой задрожат,

и двинут соединённое пространство.

Новые скорые знакомства, впечатления – это болезнь. Неприятно чувствовать себя постоянно больным. Ранее от слова «пальма» или «океан» меня бросало в романтическую дрожь, переходящую в видения, которыми закончилась первая глава. Но вот я сижу под хилой пальмой, смотрю на серый океан. Всё уныло: ветер с его песчаными порывами в уставшие прищуры глаз, он же приносит запах гнилья с побережья, которое я вижу со своего ротангового стула. Кусается песчаная мошка. Икры исчёсаны до малиновых полосок. Клочья взбитой волнами пены гуляют на стыке стихий, чайки гурьбой стоят неподалёку на своих трехпалых ластах в ожидании подачки. Душно, однако, и сыро, и пасмурно. Пальмовая роща рядом шелестит своими полупластиковыми кронами.

На деревянный помост прибрежного бара выползла кобра. Меткий бросок бармена топориком для рубки мяса, капюшон у змеи даже не успел раскрыться. Я безразлично смахиваю с запястья капли брызнувшей крови. «Суп, суп!» – радуется молодой худощавый работник местного общепита с соответствующим вензелем на переднике, обозначающим герб острова, где мы все «паримся». Он забирает ещё полуживую тушку, заглядывает в её гаснущие глаза и шепчет, шепчет – уговаривает её не сердиться.

Через две сигареты предлагает всем встречающим это хмурое не по сезону утро своё ароматное варево. Две европейские женщины, сидящие за барной стойкой, категорически отказываются. Они тоже видели конец несчастной змеи.

Конец ознакомительного фрагмента.