Небесная тропа
Шрифт:
— Здорово! — крикнул Рик, подбирая пистолет. — Что на тебе надето? Бронежилет?
Арсений не ответил — рассматривал руку. Крови на ладони не было осталась лишь красная отметина, как от ожога, в том месте, куда попала пуля. Руку жгло, так же как и грудь. Арсений нащупал под ребрами болезненную точку и вскрикнул.
— Представляешь, качка ранило, — сообщил Рик, помогая Гребневу подняться. — Пуля срикошетила. От чего, интересно.
«От меня», — хотел ответить Арсений, но вовремя прикусил язык.
Пожалуй, его история о непробиваемом
— А вы неплохо справились, ребята! — Анастасия вышла из квартиры и теперь стояла, облокотившись на перила, и смотрела на «героев». — Но признайтесь, мальчики, вы немного струхнули.
— Нет, — запротестовал Рик. — Хотя и облажались.
— Немного облажались, — поправил Гребнев, растирая здоровой рукой грудь.
— Ребята, все идет отлично, — засмеялась Анастасия. — Я теперь знаю, почему Фарн к нам пожаловал.
— Не может быть! — с фальшивой восторженностью воскликнул Гребнев, чувствуя, что Анастасия ждет от него этого возгласа.
— Вот он его вызвал. — И Анастасия указала на Рика.
— Мальчик мой, Эрик, как ты там? — В дверном проеме появилась Ольга Михайловна. — Никак стреляли?… — Голос ее дрогнул. — Или почудилось?
— Почудилось, почудилось! — Подскочил к ней Рик и чмокнул в мягкую старческую щеку.
(Бабушку свою любил он так целовать. Как помнит ее — а помнилось смутно — не ругалась она, не дралась, и все норовила ему по карманам карамельки рассовать… И щеки у нее были такие же мягкие… А мягкое так редко встречается. И живое, и неживое все острое, с углами, норовит ударить…)
Рик обнял Ольгу Михайловну за плечи и увел в квартиру.
— Я с ума сойду, — процедил сквозь зубы Арсений, глядя вслед самозванному сынку. — Она меня десять лет воспитывала. А я как был чужой, так и остался.
— Не надо ревновать, — сжала ему локоть Анастасия. — Ты, дружочек, слишком положителен, чтобы тебя любить.
— Так что же мне делать? — окрысился Арсений.
— Беречь названного братца.
— Что?! — Арсений отстранил Анастасию и двинулся на кухню с видом человека, решившего одержать скорую и легкую победу.
— Тетя Оля, объясни мне, как Рик добрался к нам из параллельного мира? — Арсений повысил голос так, чтобы слышали все: и Ольга Михайловна, и Рик, и Анастасия.
— На трамвае, — отвечала Ольга Михайловна таким тоном, как будто подобное сообщение между мирами должно быть известно каждому.
— Что? На обычном трамвае? На ржавой развалюхе? И ты поверила этой чепухе! Ха-ха!
— Да, когда он сказал про трамвай, я ему сразу поверила. Когда Эрик был маленьким, вместо того, чтобы петь колыбельные, я читала ему «Заблудившийся трамвай» Гумилева. Наизусть. Сергей подарил мне тоненькую книжечку…
— Мне ты никогда не читала этого стихотворения! — со злостью перебил ее Арсений.
— Я тебе сейчас объясню, — заторопилась Ольга Михайловна. — Это стихотворение — ключ… и одновременно граница.
— Послушай, тетя Оля, что ты понимаешь в поэзии? — Он намеренно хотел ее обидеть.
— Достаточно, чтобы почувствовать: «Трамвай» — это ключ к иным мирам.
— Хм, понятно! Значит, ты нашла в своем сыночке родственную душу.
— Да, наконец нашла!
Анастасия взяла Гребнева под локоть.
— Арс, так ты ничего не добьешься. Пойми наконец: ты другой. Не такой, как он, Рик! Ты не можешь заявить, что приехал из параллельного мира на старом трамвае. Ты даже побоишься сказать, что пули отскакивали от твоей кожи, как от бронебойной стали. И запомни, блудных сыновей всегда любят больше. Повторяю: ты должен не враждовать, а помогать Рику.
Арсений внимательно посмотрел на Анастасию. Может, она шутит? Но та говорила серьезно.
— Помогать? Ну уж нет! Этого вы от меня не добьетесь!
Дали бы ему волю — он бы этого нахала голыми руками задушил! Да в том-то и дело, что никто ему воли не даст. Сам он себе воли не даст — вот что главное. Всю свою жизнь через силу живет — сначала в институте учился, теперь статейки строчит, а все без души, по инерции, потому что «так надо». Кому надо? Ему? Теперь якобы этому типу помогать «надо».
И, повинуясь внезапному наитию — потому что так надо, — Арс сунул в руку Анастасии побуревший от времени листок бумаги.
— Что это? — удивилась она.
— Увидишь. — Арсений всем своим видом показывал, что кипит от ярости, но подчиняется. — Я ничего не понял, но одно имя там есть. Любопытное имя.
— Какое?
— Фарн.
Глава 10
Девчонку в сиреневом плаще Рик узнал сразу же. Она сидела за столиком в одном из тех миниатюрных кафе, которые, как шампиньоны, пробиваются летом сквозь асфальт, а с наступлением осени вновь прячутся под землю, в полуподвальчики и подвалы, так и не успев по-настоящему разрастись. Несколько белых пластмассовых столиков, такие же стулья, пестрый тент дешевая импортная мебель в сочетании с обшарпанным фасадом и вычурной пестротой вывески под старину.
Мог ли он не остановиться и не бросить на нее взгляд? Просто пройти мимо, как проходит мимо сотен и тысяч точно или почти точно таких девиц? Даже много часов и даже дней спустя он мог ответить на этот вопрос только «нет». Как ни пытался он приклеить к вопросу «да», ничего не выходило. Он даже пытался представить, что мог бы смотреть в другую сторону, разглядывая новенькую, только что открытую витрину фотомагазина. Но ничего не получалось. Витрина никак не могла бы заслонить ЕЕ.
Итак, все было решено. Случай выслал своего гонца, гонец примчался и передал послание. Тьфу, черт, ерунда какая-то. Причем высокопарная ерунда. Высокопарность похожа на плесень, она нарастает на передержанном слове, как голубоватые сородичи пенициллина на залежавшемся хлебе. Обойдемся без плесени.