Небесное испытание
Шрифт:
– Откуда вы знаете… – ахнул Юэ, густо покраснев. Он считал свое прозвище всего лишь докучным, но в устах командующего армией было стыдно его слышать.
– Я знаю больше, чем ты думаешь, – усмехнулся Бастэ. – Я пошлю с тобой всего двадцать человек. Ровно столько, чтобы суметь отбиться в мелкой стычке и унести ноги, если что. Твоя главная задача – просочиться туда и остаться незамеченным. Это было бы лучшим, поэтому с тобой пойдет проводник из бьетов. Хоть что-нибудь по-бьетски понимаешь?
– Да, немного. – Юэ некстати вспомнил окровавленное лицо Нгу.
– Вот и отлично, не придется посылать еще и переводчика, они у меня и так на вес золота, – обрадовался Бастэ.
– И когда… Когда нужно будет это сделать? – осторожно спросил Юэ. Мысль об отпуске и Ы-ни слабо трепетала в его голове.
– Через
– Я очень постараюсь вернуться, мой господин, – пробормотал Юэ, чувствуя, как на него снова наваливается ватная усталость.
Господин Бастэ наклонился к нему, черные глаза впились ему в лицо:
– Уж постарайся, мой мальчик. Потому что я буду ждать тебя с приказом о назначении хайбэ. Заслужи его – или умри при попытке.
Господин Хаги пребывал в растерянности. Все получалось так, как он хотел в самых потаенных мечтаниях… и в то же время что-то тревожило его.
Ведь когда он приглашал судью Гань Хэ в свой дом в двенадцатый день месяца Пионов, приглашал ведь не без умысла, так? Так. Дочь и жену предупредил, чтобы были любезны и одеты в лучшее, так? Так. А дочь ведь у него умница и красавица, так? Так.
Так почему же он неприятно удивился, когда судья Гань Хэ спустя половину луны высказал ему по этому поводу приличествующее случаю восхищение, которое он, Хаги, принял со всей возможной благосклонностью, а еще через половину луны попросил ее руки?
Да, верно и то, что здесь, в Нижнем Утуне, он мог выбрать любого из сотни богатых и знатных юношей. Но так он породнится с семьей столичного чиновника, судьи, которого сам Шуань-ю послал провести столь важное расследование…
И все же господин Хаги колебался. Что-то точило его, словно червь. Возможно, то, что он позволил себе нарушить незыблемое правило и испытывать к судье неприязнь. Одно дело – дотерпеть и отправить гостя восвояси и совсем другое – отдать ему любимую красавицу-дочь.
Господин Хаги решил поступить против всех правил, которые предписывали главе семейства исходить при выборе замужества для дочерей из собственных интересов, и спросить мнения дочери. По крайней мере она видела его гостя и даже беседовала с ним, умудрившись весьма мило сыграть на цитре простенькую мелодию и обсудить с Гань Хэ несколько старинных любовных историй печального и невинного содержания, какие приличествовало читать девушке ее возраста.
На самом деле он почти надеялся, что Ы-ни проявит характер и взбунтуется, – он достаточно хорошо ее знал. Но, к его удивлению, дочь только довольно улыбнулась, польщенная, что столичный гость обратил на нее внимание. Господину Хаги хотелось сказать ей, что ее новоявленный жених чем-то неуловимым напоминает ему ядовитую змею, что он опасен, и она никогда не сможет им вертеть, как скорее всего рассчитывает, обманувшись его тихим мягким голосом и невзрачным видом.
Но разве можно в чем-то убедить семнадцатилетнюю девственницу, все подруги которой одна за другой выходят замуж? Господин Хаги вздохнул.
«Почему ты так странно настроен, уважаемый отец? – вполне резонно подняв брови, спросила дочь. – Моя дочерняя почтительность твоему приказу подразумевала быть любезной и производить впечатление. Еще ни один человек, которому я оказывала внимание, не оставался равнодушным. Если ты не хотел, чтобы судья Гань Хэ увлекся мной, то зачем ты меня ему показал? Сейчас уже поздно ему отказывать, насколько я понимаю. И, кроме всего прочего, я смогу жить в столице».
Она высказалась на редкость здраво, кисло подумал господин Хаги. Сейчас действительно поздно, – хотя бы потому, что само по себе его приглашение на домашнюю чайную церемонию звучало… Почти как приглашение на смотрины. Судья его по меньшей мере не поймет, и несмотря на то, что под присмотром печального секретаря росли пухлые папки отчетов и опросов, которые никак его не касались, делу еще не вынесен окончательный вердикт, а уж господин Хаги прекрасно знал, сколь гибким оружием является
Так что пути назад особенно и не было. Господин Хаги провел в непритворном отчаянии целых три дня, а затем дал слегка озадаченному столь долгим раздумыванием судье свой цветистый и, главное, положительный ответ.
Новость мгновенно разлетелась по Нижнему Утуну, и к дому господина Хаги потянулись гости, спешившие выразить свою радость по столь достойному поводу.
В связи с этим деятельность Дома Приказов, находившегося в ведении господина Хаги, оказалась практически парализованной. Свадебная церемония есть свадебная церемония, и от того, насколько пышно справлена свадьба, зависит благоволение богов к молодым и, значит, их благополучие. Господин Хаги уцепился за это и принялся обсуждать с судьей бесконечные детали, надеясь тем самым убить двух зайцев – затянуть по возможности свадьбу и отвлечь судью от дальнейших изысканий.
Однако гость проявил завидную прыть и самым решительным образом заявил, что сгорает от страсти и не в состоянии ждать до нового года, а его предсказатель объявил для него благоприятное для бракосочетания время уже в следующем месяце!
Это было двойным ударом – и потому, что рушились планы господина Хаги, и потому, что теперь ему действительно придется напрячь все силы, чтобы сделать церемонию хоть сколько-то достойной. Господин Хаги был искренне опечален.
Зато госпожа У-цы сияла от счастья. Еще бы, новость о предстоящей свадьбе была самой волнующей во всем городе, и теперь каждый день с самого утра к дверям их дома торопились слуги с надушенными записочками, часть из которых госпожа У-цы небрежно отметала, а на некоторые позволяла себе ответить с должной долей пренебрежения. Они обе – и мать, и дочь – вновь чувствовали себя так, как должны себя чувствовать первые женщины провинции. Поэтому госпожа У-цы, хоть и замечала непритворную озабоченность мужа, склонна была не придавать ей такого уж значения. Гораздо важнее были принесенные им вести о том, что свадьба состоится так скоро. Это можно было приписать только одному – судья действительно сгорает от страсти! Свадьбы знатного сословия планировались годами, иногда даже с рождения. И даже если это и было не так, то куда больше следовало ожидать, что судья Гань Хэ вернется в столицу и где-нибудь через полгода или около того пришлет одного из своих приближенных или родственников, чтобы сыграть свадьбу по доверенности и сопроводить молодую супругу в столицу. Конечно, у них было бы куда больше времени, чтобы подготовиться, быть может, даже совершить паломничество к монастырю У в предгорьях Хадэ с целью испрошения покровительства ста божеств для молодой пары. Но – ах! – и столь необычная горячность со стороны высокопоставленного столичного чиновника была так романтична! Многочисленные расспросы гостей, сгорающих от любопытства, заставляли обеих женщин заливаться краской и смущенно отмахиваться от обильно льющихся комплиментов несравненной красоте Ы-ни, которая, вне всякого сомнения, заставила судью потерять голову и стремиться к воссоединению с ней, забыв о соблюдении всех приличий.
Судья действительно демонстрировал нетерпение, и господин Хаги после нескольких несмелых попыток привести свои аргументы смирился с неизбежным. В конце концов, он так умело подготовил для этого почву, что же теперь тянуть с посевом?
Свадьба, само собой разумелось, оплачивалась родителями невесты. Вообще-то в уме господина Хаги шевельнулись нехорошие мысли, когда он понял, что судья Хэ не проявляет никаких признаков желания денежно поддержать будущего тестя в этом весьма затратном мероприятии (традиция традицией, однако во многих домах было принято делить расходы поровну либо возвращать родителям невесты тэгу – эквивалент «стоимости» невесты). Теперь он клял себя за поспешность: кто знает, не является ли судья Хэ всего лишь никчемным мелким клерком, которому неожиданно выпала великая честь? По крайней мере, чем еще можно объяснить столь постыдную жадность вкупе со столь же постыдной поспешностью? Раздираемый сомнениями, господин Хаги места себе не находил – конечно же, как человек предусмотрительный, он сразу после предложения судьи направил в столицу голубя с запиской, в которой содержалась просьба разузнать о семье и происхождении господина Хэ. Ответ запаздывал, и господин Хаги злился.