Небесное испытание
Шрифт:
Он как раз вместе с двумя разведчиками ушел вперед. Взобравшись на сопку, они увидели, что зубчатые ряды скал скрывают обширное плоскогорье – именно там, согласно карте, и находилась столица. Отсюда было видно, что они заходят в правильном направлении, – с их стороны плоскогорье полого поднимается, в то время как на востоке в небо устремляются узкие островерхие пики, словно зубы огромного дракона.
Его наблюдения прервал один из его спутников, вовсе непочтительно дергая его за рукав:
– Господин Юэ! Кто-то разжег в лагере костер! – В его голосе слышался плохо скрываемый ужас. Юэ мгновенно обернулся и обмер: от места, где они оставили своих людей, поднимался в небо клуб маслянистого
Впрочем, Синтай его опередил. Когда Юэ, задыхаясь от злости, подлетел к лагерю и наше источник дыма, находившийся несколько в стороне от отдыхавших людей, он уже невозмутимо вытирал о траву свой меч, а идиот-ослушник уже валялся с перерезанным горлом, тараща в небо широко раскрытые глаза и раскрыв рот в беззвучном крике. Кровь все еще толчками вытекала из раны, и в воздухе стоял ее густой сладковатый запах. Остальные члены отряда молча столпились вокруг, потрясенно переглядываясь. Костер был поспешно затоптан. Рядом валялись два прута с нанизанными на них кусочками мяса – остатками последней охоты, не оставляля сомнений в намерениях ослушника, чья жажда полакомиться взяла верх над благоразумием.
– Хорошо, что ты прикончил идиота до того, как я успел отрезать яйца этому сукиному сыну! – процедил Юэ, пнув тело носком сапога. – Теперь у нас практически не осталось шансов остаться в живых! Все под защиту деревьев!
– Надо уходить! – покачал головой Синтай. – Это же все равно что зажечь сигнальный костер, оповещая о своем присуствии. Бьеты вырежут нас всех этой же ночью.
– И следы костра нам не скрыть, даже если заметем свои следы, – мрачно добавил Цао. – Запах дыма разошелся в воздухе, а ветром его отнесло к плоскогорью…
– Уходить бессмысленно, – медленно сказал Юэ. Его мозг лихорадочно работал. – Костер они найдут в любом случае… Значит… должны быть и те, кто его зажег. Только кто сказал, что это враги? Это могут быть пастухи, могут быть торговцы, просто охотники, например…
– Вы предлагаете прикинуться охотниками? – недоверчиво спросил Синтай. – Исключено. Нас слишком много.
– Я предлагаю двоим из нас остаться и объяснить возникновение дыма, – холодно ответил Юэ. – А остальным быстро и скрытно продолжить путь.
– О-о! – выдохнул Синтай. – Но этих людей будет найти нелегко… Они почти наверняка покойники. Что стоит бьетам убить их только из одного лишь подозрения?
– Ничего, – спокойно согласился Юэ. – Поэтому одним из этих двоих буду я.
Цао пожевал губы, скривился, махнул рукой:
– Моя нада тоже. Больше шансов. Без моя умирать все равно.
Синтай смотрел на них, как на безумцев. Потом пожал плечами и пошел передать приказ Юэ, первым из которых было зажечь костер снова.
– Я говорить бьетски, – между тем сказал этот сухонький человечек. – Часто брать проводник из моя народ через земли бьеты. Монах. Монах часто брать проводник. Мало трогать. Твоя плохо говорить. Твоя говорить они слышать. Твоя говорить тра-тата, я делать вид, что понимать. Делать вид, что твоя не куаньлины, твоя торговца Гхор. Понимать? – видя вспыхнувшие глаза Юэ, монах заторопился: – Еще мало надо показать колдовать, амулет. – Он ткнул пальцем в амулет из кожи суккутты, который сделал для Юэ, и тот послушно обнажил горло с не слишком аппетитно выглядящим чешуйчатым комком.
– Да. Я понял. Твой план – единственный, который может сработать. Но стоит кому-то из нас дрогнуть – мы пропали. – Юэ пристально посмотрел на проводника. – Я рад, что
– Думать, думать! – закивал Цой, расплывшись во весь рот. – Думать – не делать!
Синтай очень быстро и организованно собрал людей, и, следуя инструкциям Юэ, которые тот ему дал, они, сделав изрядный крюк и тщательно уничтожив все свои – старые и новые – следы, исчезли за очередной колкой. Юэ подбросил дров. Еще раньше он незаметно подбросил убитому бесценную карту, а потом, отнюдь не церемонно взяв труп за плечи, оттащил его ближе к полоске кустарника, но так, чтобы он бросался в глаза. Ему было стыдно, но отныне, чтобы выжить, он – торговец из Восточной Гхор. Как стратег Фэнь, для которого это кончилось, надо сказать, вовсе не весело. Он снял с себя все знаки, которые могли бы выдать его принадлежность к армии, – шлем, кожаный панцирь, накидку с опознавательным знаком. Все это было спешно зарыто и замаскировано пучками сухой травы. Юэ умылся пылью, чтобы скрыть слишком светлую для гхорца кожу, накинул на плечи грубый плащ из редкой ткани неопределенного цвета. На его обнаженной теперь груди болтался амулет, голову украсила какая-то темно-красная тряпка, чтобы скрыть традиционную для куаньлинов челку.
Меч, конечно, оставался куаньлинским. Юэ вымазал его в крови и небрежно бросил рядом.
Они перешли на свой странный язык сразу, чтобы освоиться и чтобы ничем себя не выдать. Вначале Юэ произносил свою тарабарщину не вполне уверенно, но потом даже исхитрился, помогая себе жестами и мимикой, передавать кое-что, не переходя на заговорщический шепот.
Мяса им оставили достаточно. Демонстрируя вопиющую беспечность, они сидели в сгущающихся сумерках, нанизывали мясо на вертелы и ели его с наслаждением, ладонями утирая сок, стекающий по подбородкам. Юэ разошелся так, что принялся рассказывать на своем бессмысленном языке якобы смешную историю, вжившись в роль настолько, что Цой заходился вполне натуральным хохотом.
Периодически Цой перемежал рассказ ломаными бьетскими фразами, в каждой из которых умело подчеркивалось происхождение Юэ и род его занятий. Юэ как раз с важным видом, положа руку на одно колено и величественно поводя вокруг второй, повествовал об Ургахе (то есть часто повторяя это название и сопровождая свой рассказ завываниями), когда ему показалось, что они здесь не одни. И довольно давно. Просто тишина стала иной. Ему отчетливо представилось дуло маленькой трубки, нацеленное ему в спину, внимательные глаза, следящие за ним из чащи. И краем глаза даже показалось, что за деревьями что-то мелькнуло.
Он доверительно нагнулся к Цою, приложил руку к его уху и громко прошептал очередную порцию бессмыслицы, сделав при этом всем понятный непристойный жест и расхохотавшись. Цой залился тонким, елейным, похожим на ржание хихиканьем. От смеха у него на глазах выступили слезы:
– Моя господин смешить про ургашская шлюха, – наконец произнес он. – Что они это так делать… Я не знать… О-хо-хо!
– Утупирим парашавасу тогхыр ууданн! – сказал Юэ таким тоном, каким заканчивают непристойную шутку, и Цой опять зашелся своим поразительным хихиканьем. Юэ почувствовал, что смех вопреки всему дергает уголки его губ.
– Что делать с этим будем? – спросил Цой, махнув в сторону трупа.
– Шиконима. Жавкозыыс ассви тмпу вызыгаам! – сдвинув брови, выдал Юэ.
Цой бросился на землю.
– Нет, моя гаспадина! – завыл он в ужасе. – Никому не сказать, что вы убить его. Могут другие быть рядом, нас убивать! Мы его только найти. Его убить бьеты, бьеты! – Он сделал знак в темноту. – Мы не убивать, ничего не знать!
– Фыыр дэзон! – барственно махнул рукой Юэ, вытирая под несуществующими усами. – Эхдо!