Небесное Око
Шрифт:
— Дьюранд, — казалось, от её широкой улыбки стало светлей.
Повсюду — улыбки, отовсюду — тосты, одно блюдо сменяло другое, вино вновь и вновь наполняло бокалы. Когда шёл уже пятый час пира, Дьюранд обнаружил, что бредёт во тьме коридоров отцовского замка в поисках уборной. Он выпил немало вина и до отвала наелся дичи. Дьюранд выдохнул облачко пара, осознавая, что на его лице блуждает улыбка. Он был со своими. Он был дома. Здесь ему и место.
Дьюранд был уверен, что уборная где-то впереди, дальше
Он завернул за угол и шагнул во тьму комнаты, которая, как он считал, и была тем местом, которое он искал. В нос ударила вонь, смешанная с запахом болотной мяты. Так и есть — уборная. Звякнули ножны. Дьюранд почувствовал леденящий холод, идущий от мяты, и ему захотелось поскорее вернуться в тепло, туда, где горит очаг.
Оправившись, Дьюранд плеснул в отверстие воду и вышел из уборной.
Народ в трапезной вёл неспешную беседу. Трапеза подошла к концу, и слуги вновь принялись разбирать столы. Дьюранд шёл по коридору на ощупь. Касаясь стен и позевывая, он размышлял о том, что дурное знамение, увиденное им с сэром Киреном в лесу, осталось всего лишь знамением.
Темноту коридора перечеркнула полоска лунного света. Дьюранд подошёл к окну и посмотрел вдаль, устремив взгляд туда, где за рядами деревенских домов стоял старый вяз у Эльмского перепутья.
Дьюранд оторвался от окна и спустился в трапезную, где Хатчин лавировал в лабиринте столов и стульев с двумя чашками в руках. Дьюранд отличался от Хатчина более плотным сложением, и все же братья были похожи: чёрные волосы, тёмные брови, голубые глаза, квадратные челюсти. Однако, казалось, что скульптор, ваявший Хатчина, подошёл к своей работе тщательнее и аккуратнее.
— Держи, — сказал Хатчин, сунув Дьюранду чашку, — осторожнее — горячо.
На другом конце трапезной скальд наконец-то допел балладу.
Дьюранд глотнул из чашки. Действительно горячо. Горячо и сладко.
— Я все думал, куда ты делся, — сказал Хатчин, окидывая взглядом соломенные тюфяки, дремлющих рыцарей и их жён. Помнишь сержантов Гирата и Ламиса? Сыновья дворецких. Они кидали ножи на деньги. И знаешь куда? Прямо в резные доски, над которыми потрудилась матушка. Она их чуть в клочки не разорвала. Слушай, надо подумать, куда тебя спать уложить.
— Да мне и здесь вместе с остальными неплохо. Я привык.
— Я уж думаю, соломенный матрац куда как лучше холодной земли и камней, на которых тебе приходилось спать последние несколько дней.
— Да и крыша над головой будет, — улыбнулся Дьюранд.
Двое молодых слуг, зевая, пытались снять с козёл тяжёлую столешницу. Дьюранд резко повернулся в их сторону, и спустя мгновение братья приняли столешницу из натруженных рук.
— Ну и куда её нести? — спросил Дьюранд.
На секунду замявшись, один из слуг набрался храбрости и показал на дверь, ведущую в подвал.
— Беритесь за козлы, — бросил Дьюранд, — посмотрим, кто доберётся до подвала быстрее.
Парочка резво бросилась к козлам. Вряд ли они
— Матушка была рада наконец-то увидеть тебя, — выдавил Хатчин, когда братья, пыхтя, волокли столешницу по трапезной. — Твой приезд был такой неожиданностью. — Хатчин остановился, чтобы перевести дыхание.
— А вы что делаете? Вы что не знаете, куда это нести? Вам что, за это платят? — раздался голос леди Коль.
— Это я предложил помочь слугам, — признался Дьюранд.
— Как ты себя чувствуешь, матушка? — спросил Хатчин.
— Ты пьян, — ответила она.
— И все же, матушка, — произнёс Дьюранд.
Выдвинув вперёд подбородок, она наградила обоих братьев долгим взглядом и наконец произнесла:
— Со мной все хорошо. Дела на сегодня закончены, и это — тоже неплохо. Дьюранд, я так рада, что ты вернулся. Как тебе пир?
— Он был великолепен, матушка.
— Что ж, надеюсь, тебе удалось перехватить горячей еды. Когда ты вошёл, ты был похож на утопленника.
— Я уже согрелся.
Судя по вздувшимся венам на шее Хатчина, он держал столешницу уже из последних сил.
— Приятно слышать, — кивнула мать. — Отец доволен, что ты приехал.
— Рад это слышать, матушка.
— Ты так вырос — глазам поверить не могу. Стал большим, как отец. Даже больше.
— Больше — не знаю, но во всяком случае длиннее, — качнул головой Дьюранд.
Хатчин вперил взгляд в потолок, словно ожидая помощи свыше.
— Я так рада, что ты вернулся, — мать коснулась его руки. Вокруг разбирали столы и расстилали тюфяки. Туда-сюда сновали слуги.
Мать задумалась и не заметила, как Хатчин в отчаянии посмотрел на тяжёлую столешницу.
— Им нужны твои наставления, — Дьюранд кивнул на слуг.
— Ты прав, — кивнула мать и, повернувшись, принялась отдавать распоряжения слугам, раскладывающим тюфяки.
— Господи, Дьюранд, — выдохнул Хатчин, — давай скорее отнесём эту чёртову столешницу.
Они стащили её вниз по ступенькам и поставили среди точно таких же столешниц и бочек.
Когда с работой было покончено, братья поднялись в трапезную. Хатчин хлопнул в ладоши и весело посмотрел на Дьюранда.
— Ты, должно быть, совсем без сил.
Несколько людей все ещё возилось с тюфяками.
— Можно? — спросил Дьюранд одного из людей, опускаясь на голый пол.
Братья сели на пол, скрестив ноги, и Дьюранд принялся развязывать перемазанные грязью кожаные шнурки — местами твёрдые, как воск, местами мягкие, словно тесто. Рядом с братьями устраивались на ночлег вассалы и гости отца.
— Я говорил с отцом, — доверительно сообщил Хатчин. — В этом году мы собрали богатый урожай, так что тебе на все хватит денег. Тебя ждёт настоящее посвящение в рыцари. Только представь, меня посвящали здесь, в горах, а тебя посвятят в рыцари в Акконеле в присутствии герцога, приедет сам Сильвемер, командор тысячи кораблей.