Небесное притяжение
Шрифт:
…Не из одной работы, пусть и крайне напряженной, складывалась жизнь Мясищева. Была семья, были часы отдыха, отпуска. Дома он оставался самим собой, но, вполне понятно, чувствовал себя более раскованно, свободно. Иногда что-нибудь напевал, хотя слухом не обладал. Читал на нескольких европейских языках. Обожал говорить на английском и французском с женой. Акцент у мужа, по словам Елены Александровны, был ужасный. Впрочем, возможно, она и преувеличивала, оценивая его успехи в языках с позиции щепетильного знатока.
Так или иначе, однажды в трамвае Владимир Михайлович «допек» жену, беседуя с ней примерно в таких выражениях: «My vife is the prittiest, kindst and cleverest woman in the world [1] —
1
«Моя жена — самая красивая, добрая и умная женщина на свете» (англ.).
— Это, мой друг, расплата за твой английский.
Один случай на отдыхе Мясищев долго вспоминал. Какая-то дама решила пригласить его на белый танец, спросив Елену Александровну, не будет ли та ревновать.
— Нет, не буду, — заверила Елена Александровна, — только я вам не завидую.
Оркестр заиграл фокстрот, Владимир Михайлович повел даму в танце, прикусив язык, с видом абсолютно несчастного человека, которого заставляют выполнять непосильную работу. При этом он то и дело наступал даме на ноги. Надо было видеть ее лицо… Больше желания потанцевать с Владимиром Михайловичем не изъявила ни одна из отдыхающих.
Иногда в этом серьезном, строгом, солидном человеке вспыхивало неведомое озорство, словно отголосок детских и юношеских лет, не сполна потраченных на игры и забавы. От станции дачного местечка, где летом жили Туполевы, Петляковы, Мясищевы и семьи других работников ЦАГИ, в Москву ходил паровичок. Провожая знакомых, приезжавших в воскресенье за город, Владимир Михайлович вскакивал в вагон и выпрыгивал из него в самом конце платформы. Один раз упал, что, впрочем, не охладило пыла.
Будучи в деле предельно пунктуальным, аккуратным и точным, он вечно опаздывал в театр, в консерваторию, даже к поезду. Очевидцы свидетельствуют: если, например, семья Мясищевых куда-то уезжала, то обычно в один вагон впрыгивала жена с малолетней Машей, а в другой — Владимир Михайлович с чемоданами. Очевидно, подводила привычка все по минутам рассчитывать и не учитывались непредвиденные задержки и остановки.
Основное внимание бригада экспериментальных самолетов уделяла проектированию АНТ-41. Оно началось в августе 1934 года и окончилось в мае 1936-го. Если пользоваться современными званиями, Мясищев делал эту машину в качестве главного конструктора при генеральном конструкторе Туполеве. Иными словами, он обрел большую самостоятельность. АНТ-41 стал его первым самолетом.
На нем планировалось достичь максимальной скорости 400 километров в час (по тем временам очень большой), потолка 9500 метров и дальности 4200 километров. Как часто бывало, тактико-технические требования менялись в зависимости от назначения самолета — бомбардировщика или торпедоносца. В конце концов военные выбрали
На борту самолета располагались носовая вращающаяся башня под пулемет ШКАС, верхняя турельная установка для пушки ШВАК и подфюзеляжная выпускная башня с пулеметом ШКАС. В варианте торпедоносца вооружение видоизменялось. АНТ-41 нес в полет две торпеды или же бомбы 1000 килограммов каждая.
Самолет вобрал в себя немало смелых идей. Средне-план с двумя моторами А.А. Микулина М-34 РН — форсированными, редукторными, с нагнетателем, каждый по 1275 лошадиных сил — отличался от других самолетов даже чисто внешне. Фюзеляж его походил скорее на истребительный, нежели на бомбардировочный. Центроплан изготовлялся единым с центральной частью фюзеляжа. К нему крепились остальные отъемные части.
Для продувок в аэродинамической трубе были изготовлены две динамически подобные модели, предложенные В.Н. Беляевым. По упругости и гибкости они соответствовали натуре (разумеется, в определенном масштабе). В отличие от прежде применявшихся аэродинамических моделей мясищевские специально делились на секции и имели внутренний стержень. По выражению Б. П. Кощеева, крылья таких моделей «дышали», давая конструкторам многие нужные данные.
У АНТ-41 была гладкая, а не гофрированная обшивка, что соответствовало духу поисков в туполевской организации способов увеличения скорости машин. Мясищев шел здесь в самых первых рядах конструкторов. Он создал специальную группу, занимавшуюся проблемами гладкой обшивки. Прежде чем внедрить в самолете какое-то новшество, считал он, необходимо, по мере возможности, всесторонне исследовать его на земле. Тогда и в небе, во время испытательных полетов, возникнет меньше проблем.
Новой была и уборка торпед или бомб в огромные отсеки фюзеляжа, а шасси — в мотогондолы. Это сразу улучшило аэродинамические свойства самолета. Отдельного упоминания заслуживает установка водяных радиаторов в крыле. Вспомним: такую операцию мясищевцы впервые проделали на Р-6. Проделали с дальней целью — опробовать новинку на готовом серийном самолете, чтобы без хлопот применить ее на своем торпедоносце. Опыт Р-6 помог конструкторам успешно «сбрить бороды» у моторов и перенести радиаторы в тоннели крыла.
В целом конструкция самолета получилась ажурной, легкой и одновременно более сложной, многодетальной, чем у предыдущих АНТ, с использованием сразу нескольких новшеств. Своеобразие творческого почерка Мясищева тут ощущалось в полной мере.
В процессе проектирования Владимир Михайлович вникал во все мелочи, старался разобраться в каждой детали, каждом элементе. Это требовало огромной затраты сил, но с лихвой окупалось — Мясищев творил машину, именно творил, создавал «от и до».
В его бригаде подобралась способная молодежь. Да и сам Владимир Михайлович был ненамного старше коллег. Дерзость молодости следовало направить на решение сложных, во многом не изведанных задач. Руководитель заражал конструкторов истовой преданностью работе, учил нешаблонно мыслить, не бояться риска, развивал инициативу, воспитывал честолюбие, без которого трудно осилить большое дело.
И еще одна его черта импонировала сослуживцам. Он не давил своим авторитетом, внимательно прислушивался к предложениям рядовых сотрудников, отделяя зерна от плевел. На замечания и несогласия реагировал подчеркнуто спокойно, не позволял разыгрываться собственному самолюбию.