Небесные девушки

Глэмзер Бернард

Она читала правила полчаса. Потом мы разошлись по номерам зализывать раны.

4

Донна высказалась за всех нас. Она сказала, обращаясь ко мне:

— Слушайте, цвет молодых американских женщин, разве в конституции не записано, что каждый человек имеет право на жизнь, свободу и обретение счастья и все в этом роде?

— Не в конституции. В Декларации независимости, — уточнила я.

— О'кей, о'кей, давай не будем заниматься деталями. Я хочу знать, какого черта они пытаются сделать с

нами?

— По-моему, они думают, что стараются защитить нас от самих себя, — предположила я.

— Так ли? — проворчала она. — Люди говорят о том, что происходит в Сибири. Ха. Они должны посмотреть, что происходит прямо у них под носом.

Это, я думаю, было немного притянуто за уши. Я имею в виду, что не было необходимости преувеличивать. Все, что произошло, насколько я могла понять, это было то, что «Магна Интернэшнл эйрлайнз» просто скопировала свои правила с правил женской тюрьмы. Не более того. Разумеется, были некоторые различия. Например, вместо того чтобы обращаться к заключенным, они всегда обращались к студенткам-стюардессам; но в действительности эти два термина были полностью равнозначны. Кто-то в Великой компании просто был тактичен.

Размноженные листы начинались с общего вступления. Ничего определенного. Просто туманные угрозы:

«Добро пожаловать в Майами-Бич. Мы рады вашему присутствию на борту и надеемся, что вам понравится четыре недели заключения в отеле „Шалеруа“. Прежде всего мы хотели бы внушить вам, что к нормам поведения всех заключенных, или студенток-стюардесс, предъявляются самые высокие требования. Заключенные, или студентки-стюардессы, должны всегда вести себя как леди. Нарушение этого основного правила является серьезным проступком».

— Это предполагает, — сказала Донна, -три дня одиночного заключения.

За вступлением следовали конкретные требования. Заключенные, проживающие в отеле «Шалеруа», должны были проявлять уважение ко всей собственности отеля и нести личную ответственность за любой ущерб. Мы должны были обращаться со всеми гостями отеля вежливо. Нам не разрешалось посещать никакие бары ни в этом, ни в других отелях Майами-Бич. Нам не разрешалось пить никаких алкогольных напитков в отеле, и тот заключенный, который будет обнаружен пьяным во время обучения, будет немедленно уволен.

Затем оговаривался внешний вид. От заключенных требовалось в любое время быть подтянутым. Заключенные должны появляться в отеле одетыми со вкусом. Заключенные должны предъявлять самые высокие требования к своей внешности, включая уход за цветом лица и надлежащее употребление косметики; уход за руками и ногтями; уход за волосами и соблюдение общего стиля; контроль веса и фигуры. Более того, кроме мест купания, заключенные должны, быть полностью одеты, когда появляются на публике. «Полностью одеты» расшифровывалось так: носить чулки и пояса.

— Великолепно, — с горечью сказала Донна. — Чулки и пояса. Чаша моего счастья переполнилась.

— О, ребята, — сказала Аннетт, — это значит, что мы носим чулки и пояса на занятиях и когда выходим погулять…

— Даже тогда,

когда ты спускаешься в вестибюль, чтобы отправить письмо, — добавила я.

— Меня поражает, какого черта они не заставляют нас спать в чулках и поясах, — заметила Донна.

— Не дерзи, — сказала я.

Затем в правилах оговаривалась социальная жизнь. Объяснялось, в несомненно разумной манере, что из-за напряженной учебной подготовки наша социальная жизнь должна быть слегка ограничена, чтобы у нас оставалось достаточно времени для занятий и отдыха. Затем большими буквами была выделена сущность:

БУДНИЕ ВЕЧЕРА (С ВОСКРЕСЕНЬЯ ПО ЧЕТВЕРГ):

1. НИКАКИХ СВИДАНИЙ.

2. НАХОДИТЬСЯ В КОМНАТАХ К 10.30 ВЕЧЕРА.

Все яснее ясного. Свидания не разрешались, находиться в комнатах в десять тридцать вечера с воскресенья по четверг.

— Воскресенье! — завопила Донна. — В воскресенье я должна быть в комнате в десять тридцать!

— Да, — подтвердила я.

Но у нас было немного больше свободы в пятницу и субботу вечером. Нам разрешалось назначать свидания, и нам можно было отсутствовать до двух часов ночи. Более того, можно было в особых случаях получить разрешение уехать из города на уик-энд и побыть с друзьями или родными. Я не могла сказать, что это меня как-то затронуло, но Донна просто ухватилась, за это.

— Ну, слава Богу, — сказала она. — У меня есть друзья и родственники во всей Флориде, которых я не видела много лет. Наконец я смогу повидать их в выходные… и сбросить пояс с чулками на сорок восемь часов!

Наконец был сформулирован закон всех законов. Он был выражен чугунным, юридически непробиваемым языком. Друзьям-мужчинам или родственникам ни в какое время не разрешалось посещать студенток-стюардесс на четырнадцатом этаже отеля. Равно как и студенткам-стюардессам, не разрешалось встречаться с друзьями-мужчинами или родственниками в комнате или номере этого же отеля. По великодушному разрешению дирекции друзья-мужчины или родственники могли приниматься в холле отеля и только там.

— Смешно, — сказала Донна.

Аннетт сказала:

— Ну, по-моему, главная мысль в том, что они хотят, чтобы мы работали, какая бы работа ни была. В конце концов, им стоит ужасно много денег привезти нас сюда и оплачивать наше пребывание в отеле целый месяц. Поэтому они должны установить целую кучу правил.

Донна спросила, поворачиваясь к Мэри Рут Джурдженс:

— Ты тоже так думаешь?

— Я?

— Да, ты. Кстати, как мы тебя зовем? Мэри или Рут, или как?

— Мэри Рут.

— Двуствольное имя, а?

— Некоторые берегут дыхание, называя меня Джурди. Пожалуйста, зовите меня так.

— О'кей, Джурди, — сказала Донна. — Что ты думаешь об этих сумасшедших правилах?

— Это их авиалиния.

— Конечно, это их авиалиния, но это не дает им права приказывать нам как скотине.

— Они не присылали мне приглашения приехать сюда, — возразила Джурди. — Я просила их об этом. Они уверены, что я должна носить чулки и пояс. О'кей. Я буду носить чулки и пояс. Вот и все.