Небесные девушки

Глэмзер Бернард

— Я сказала:

— Привет, Сюзанна.

Она ответила:

— Привет, Кэрол.

И мы грустно стояли, глядя на бриллиантовые ожерелья, стоимость которых равнялась стоимости Земли. Мы бессвязно поболтали, и я узнала, что она также сегодня вечером не идет на свидание, — ее подруга Жаклин встречается с южноамериканским джентльменом, который занят ореховым бизнесом, продажей бразильских орехов повсюду. В результате я предложила Сюзанне поужинать вместе и отправиться в кино, чему она очень обрадовалась. Мы договорились встретиться снова через полчаса, прямо здесь, перед ювелирной лавкой, и мы отправились по своим номерам, чтобы чуть освежиться.

Джурди

уже ушла, очевидно, на встречу с Люком. Донны тоже не было, но я не имела представления о ее свидании — кажется, она собрала за прошедшие три недели целую свиту. Я даже не знала, возьмет ли она «импалу» Н. Б., и меня это совсем не заботило. Альма, как обычно, была в ванной, но она только приводила с помощью душа в порядок свои кудри, поэтому дверь в ванную была открыта, и она могла мне крикнуть.

— Кэрол!

— Да?

— Ах, это ты. Ты вечером здесь, Кэрол?

— Нет, я иду в кино.

Она торопливо вышла из ванной и, по обыкновению, была как мечта, в великолепном белом платье с глубоким вырезом на груди и огромной желтой розой, вышитой на левом бедре. Ее волосы, более кудрявые, чем обычно, спускались по спине. Мгновение она смотрела на меня и с нажимом сказала:

— Кэрол!

— Ну что?

Она разглядывала мое лицо:

— Ты плакала?

— Кто, я?

— Хо-хо, Кэрол! Ты не похожа на себя. Ха-ха, Кэрол!

— Ради всего святого, перестань так шуметь. «Хо-хо. Ха-ха». Это напоминает время кормления в зоопарке.

Она сказала еще более резко:

— Ты знаешь, как мы говорим в Италии? «Она была на фиесте, ее голос изменился». Это означает, что она больше не девушка. Не девственница.

— Альма, ради Бога, не урчи, как водосточная труба.

— Доктор? — спросила она, глядя на меня. — Я не утверждаю, что ты с ним спала, но он сделал тебя счастливой? А?

— Будь хорошей девочкой, милочка. Помолчи.

— О'кей, ты хочешь сохранить это в секрете, я не буду мешать.

— Во сколько у тебя свидание?

Она посмотрела на свои часы.

— Двадцать минут назад.

— Это звучит вполне разумно.

— Сонни милый приятный парень. Ему нравится ждать.

— Куда вы собираетесь пойти?

— На сегодняшний вечер у него большие планы. Какое-то совершенно особое место.

— Альма…

Она подошла ко мне вплотную и рассмеялась мне в лицо:

— Ох, Кэрол! Кэрол! Ты опять превращаешься в мою мать?

— Душечка, во мне нет и кусочка от твоей матушки, но только будь осторожной с этим парнем, обещаешь?;

— Осторожной, осторожной, — она передразнила меня своим глубоким низким голосом. — Ты думаешь, я не осторожна?

Я сказала:

— Ведь никакого нет вреда от того, чтобы быть осторожной. Только помни об этом.

— Моя мать всегда мне говорила то же самое. — Она снова перешла на низкий глубокий бас: — «Альма, Будь осторожной. Только помни об этом. Будь осторожной!» — Она усмехнулась. — Кэрол, ты знаешь что? Ни один мужчина не дотронулся до меня. Правда. Ни один.

Я уставилась на нее.

Она спокойно смотрела на меня своими огромными прекрасными глазами цвета меди, и, к моему крайнему удивлению, я знала, что она не лжёт. Она отвернулась со словами:

— Вечер холодный, да?

— Нет, теплый.

— Я лучше возьму жакет. В машине прохладно.

Сюзанна немного запоздала — она также всплакнула, — потому что скучала по дому, как она объяснила позднее. Я могла понять ее и посочувствовать. Она приехала из Парижа, и любая девушка, приехавшая из Парижа, готова покончить жизнь самоубийством, если она покинула Париж всего лишь на несколько

часов; и давай признаемся, Париж и Майами-Бич все же слегка отличаются друг от друга по стилю и атмосфере. Мы поужинали в китайском ресторане, и она рассказала мне историю своей жизни от начала и до конца. Люди столь восхитительны, что я готова слушать их часами. Ее парня-друга звали Жаком (она показала мне его моментальное фото, и ее глаза наполнились слезами. У него было удлиненное тонкое лицо и волнистые волосы, которые вздымались вверх на шесть дюймов, и огромный кадык, отвратительный галстук и страшно напряженный взгляд); ее проблема заключалась в том, что Жак изучал медицину и не мог позволить себе жениться на ней в течение нескольких лет после ее возвращения. К тому же он был крайним пуританином и даже не мог помыслить ни при каких обстоятельствах переспать с ней, хотя он спал с другими девушками регулярно, ибо, кроме всего прочего, она была девушкой, на которой он собирался жениться, и совращение ее было невозможно. Французы совершенно неподражаемы в вещах такого сорта. Я думаю, они отличаются столь дикой логикой, что просто невозможно не преклоняться перед ними. А тем временем Сюзанна экономила каждый заработанный цент, чтобы суметь поддержать его до завершения образования, что должно было произойти (насколько я могла судить) около середины 1999 года.

Она была помешана на вестернах, и мы ухитрились посмотреть два фильма подряд. По-моему, они были отвратительны, но Сюзанна совершенно и полностью балдела от них. Казалось, что они пробуждают что-то очень примитивное в ее утонченной душе, и если это не экзистенциалистское, то тогда я не знаю, что это такое. Позже мы съели по гамбургеру и выпили кофе — она была без ума от гамбургеров, также что-то от экзистенциализма, — и тогда мы побрели в отель. Наконец вечер закончился. Он не был лучшим и благоприятнейшим вечером в моей жизни, но он прошел. Я увижу Роя за завтраком через несколько часов, мы начнем по серьезному заниматься радостным делом знакомства друг с другом и любви; и когда я вошла в лифт, я задрожала.

В номере было темно и прохладно и веяло сладковатым ароматом, когда я вошла. Никто из девушек еще не вернулся — было всего лишь десять минут второго, и я никого и не ожидала увидеть до двух часов ночи, нашего крайнего субботнего срока. Я надела пижаму и села, глядя некоторое время на картину, открывающуюся из окна, прислушиваясь к ночной тишине, и случайно увидела, как яркая звезда пронеслась по черному бархату неба, и стала погружаться в дрему, получая от этого удовольствие, — радуясь, этому изысканному чувству скольжения в своего рода нежнейшее небытие, — и внезапно я вдруг пробудилась и подумала о Рое и о Джурди и Люке Лукасе, и как фантастично все это было; а затем я снова скользнула в пенистое небытие и поплыла в бесконечность. А затем вдруг, когда я растворилась, не соображая, нахожусь ли я в этом мире, зазвонил телефон. Он напугал меня, до смерти; и, когда я устремилась к нему, чтобы ответить, мне стало плохо и не хватало воздуха.

— Хелло?

Женский голос сказал:

— Ах. Это мисс Томпсон?

— Да, говорите.

— Ах. Это Главный окружной госпиталь.

— Что?

— Это Главный окружной госпиталь.

Она не хотела говорить со мной. Она колебалась. Я прижала трубку к уху, и мелкая холодная дрожь начала расползаться по моей спине. Наконец она проговорила:

— Мисс Томпсон, мисс ди Лукка только что доставлена сюда. Она дала нам ваше имя и просила нас связаться с вами.

— Мисс ди Лукка! Альма ди Лукка! Что случилось с ней?