Небесные Колокольцы
Шрифт:
Страшный, мутнеющий глаз дернулся, тело мертвеца сотрясла дрожь, ноги задергались, глухо застучали по чугунной решетке. Мальчик попытался открыть рот, но пронзивший его прут не позволял это сделать, раздался только мерзкий скрежет кости о металл.
Голову Воронцова заполнил бестелесный голос — гулкий, глухой, он бился, словно черная бабочка посреди мрака, не находя выхода:
«Кто? Где я? Зачем? Зачем темно? Мама… Глаза страшные. Темно. Где мама?»
«Тише, тише, Глеб, не пытайся говорить вслух», —
«Кто вы? Почему так? Что случилось?»
Воронцов закрыл глаза, положил руки на виски мертвого мальчика и застыл:
«Сейчас я попробую сделать так, чтобы нам было удобно говорить. А ты не будешь двигаться, хорошо?»
«Хорошо. Но кто вы?»
Воронцов представил себе залитую неярким вечерним светом поляну в лесу. Зеленая трава, тонкие березы, шелестящие золотой листвой под порывами прохладного осеннего ветра, высокое синее небо, по которому бегут легкие облака.
Мальчик стоял рядом, недоуменно оглядываясь.
«Где мы? Вы Владислав Германович, я вас с Денисом видел. И чай приносил, когда вам плохо стало, помните? Но… что произошло?»
Владислав знал, что тянуть нельзя. И все равно медлил. Дальнейшее было непредсказуемо, мертвые реагировали по-разному, работать с незнакомым покойником всегда опасно, может утянуть за собой или потопить в отчаянии, недаром действующих некромантов было так мало, психика не выдерживала.
«Ты умер, Глеб».
У мальчика подкосились ноги, он почти упал на траву, Удержался, выставив руку, и замер в неудобной нелепой позе. Сглотнул, поднял на стоявшего рядом взрослого блестящие от слез глаза:
«Совсем? Это точно, то есть я совсем умер? А мама? А как…»
Небо размывало, синева исчезала, сменяясь бесцветным ничем, вместо легкого ветерка задул резкий пронизывающий ветер, Владислав с трудом удерживал иллюзию, ломающуюся под напором ужаса, осознания необратимости произошедшего, исходящего от мальчика.
«Глеб, послушай, я не могу тебя утешить, не могу вернуть к жизни. И ты уже ничего не сможешь сделать в этом мире. Кроме одного — спасти тех, кто еще жив».
«Как?! Что я могу? Я мертвый! Мертвый!»
Ураган усиливался, Воронцов попробовал дотянуться до мальчика, влить в него хотя бы малую толику спокойствия и умиротворения, но он и сам их не испытывал, хотя пытался вызвать, но Глеб развернулся, и Воронцов увидел, как текут, меняются черты его лица, превращаясь в безжалостную маску жестокости, порожденной отчаянием.
Его ударило, отбросило, осенняя роща окончательно исчезла, теперь они стояли посреди пустоты. Владислав постарался вернуть себе бесстрастную созерцательность, отключить любые эмоции, сосредоточиться только на получении информации. Он представил себе
«Мама? Мама, я здесь!»
Ураган стихал.
«Нет, Глеб, прости».
Любава опять закричала… «А вот этого быть не может!» — вдруг понял Влад. Ее увели. Морок. Шуточки тех тварей, что живут во тьме.
— Куда ж тебя несет, Воронец, — раздался спокойный голос некроманта, — иди на свет! Не лезь куда не просят!
И тьма сгинула.
Они с Глебом сидели на склоне холма, откуда открывался прекрасный вид на море, пляж, белый пароход вдали. Кричали чайки. Солнышко пригревало по-летнему.
— Вот тут мы расстались, — сказал Глеб, — я в дом пошел.
Убийца влез в какие-то хорошие, теплые воспоминания и смог завоевать доверие жертвы. Кем же он предстал в воображении юноши? Но расспрашивать было некогда, и Влад задал единственный вопрос:
— Кто?
Лоб юноши прорезала морщинка.
— Не помню. Правда, не помню! Я за ним шел… Не знаю зачем.
Море померкло. Небо подернула серая дымка.
— Постарайся, Глеб, — попросил Воронцов, — хоть что-нибудь. Хоть лицо.
— Лицо… — повторил мальчишка, — Из тумана. Страшное.
На Влада надвинулся бледный лик, который тут же сменился дружелюбным, теплым. А потом вдруг возникло видение неприметного мужичка в кургузом пиджачке и кепке. Что-то в этой картине Владу показалось знакомым. Точно! Кусок афиши! Мужичок стоял возле цирка.
— Я предатель, — горько прошептал Глеб.
— Нет!
— Я предал всех! И вас, и Дениса, и даже Женьку! Всех! Он знает…
Глеб снова заметался, уютная картина разваливалась на куски.
— Неправда, Глеб, — пытался его успокоить Воронцов, — ты только что нас спас.
До спасения было далеко, но шанс действительно появился. Глеб не поверил до конца, но его хотя бы перестало корчить.
Влад махнул рукой:
— Ты свободен, Глеб. Спасибо тебе.
— Куда мне… — растерялся юноша.
— К свету, — донесся голос некроманта, — не к тусклому свечению. К яркому свету. Он может тебя напугать, но не беги. Иди ему навстречу.
А свет разгорался все ярче. Солнце выросло, заполнило собой все небо, море превратилось в голубое пламя, деревья Пылали, словно факелы.
— Уходи, Воронец! — сказал Федюша. — Это уже не для тебя. Уходи немедленно.
Сияние поглотило все вокруг, и прежде чем Воронцова вышвырнуло в ноябрьскую реальность, он успел удивиться тому, что нестерпимо яркий свет не ослепляет, и услышать Федькины слова:
— Не бойся, Глеб. Иди домой.
…Спасибо Ворожее, поставил своих ребят подстраховать. А то свалился бы Владислав Воронцов с лестницы, не удержавшись.