Небесный берег
Шрифт:
Эверлинг и Герсий иногда переглядывались. Они часто так делали, даже находясь наедине. Начать разговор первым было невозможно как для Эверлинга, так и для Герсия. Герсий начинал чувствовать вину, а Эверлинг – злость. Они не могли сказать друг другу то, что чувствовали, и не могли справляться со своими эмоциями.
Тепло гостиной дарило приятное спокойствие, а вкусная еда, приготовленная помощницей Селестины, вызывала у всех хорошие воспоминания, даже если их было не так много.
Мать Эванжелины готовила имбирное печенье на каждый праздник. Ароматное, пряное и хрустящее,
Тогда была зима, кажется, декабрь. Огромные хлопья снега падали с неба, большие сугробы уже никто не пытался разгрести. Они еще не нарядили елку, но коробки стояли в просторной гостиной. Маленькая Эванжелина бегала вокруг коробок и то и дело вытаскивала разные елочные игрушки, танцевала с ними и очень хотела начать украшать дом.
Мать Эванжелины, миссис Сария Фрейр, дала всем горничным выходной, а сама заняла кухню и возилась с печеньем. По дому разносился приятный запах имбиря и корицы. Маленькая Эванжелина убрала игрушки обратно и точно решила, что завтра уговорит родителей развесить все украшения. И вприпрыжку направилась на кухню к матери.
Она обняла за талию маму, заметив, как та напряглась. Сария Фрейр накрыла ладонью руки дочери, натянуто улыбнулась и сказала:
– Милая, мне нужно закончить.
Голос у Сарии звучал искусственно и отстраненно, будто бы она пыталась абстрагироваться от дочери, а потому сразу вернулась к готовке. Маленькая Эванжелина чувствовала: что-то не так, но не понимала, что именно. Последнее время мать вела себя холодно, реже улыбалась и совсем перестала обнимать. На вопросы дочери она не отвечала и старалась долго не задерживаться рядом.
Маленькую Эванжелину это расстраивало. Пытаясь понять, где провинилась, она то и дело ходила хвостом за Сарией, и та пару раз прикрикнула на нее и прогнала. Раньше мама никогда так не вела себя.
Когда имбирное печенье было готово, мать принесла его в гостиную и поставила на пол. Эванжелина играла с плюшевыми игрушками, рядом лежало несколько детских книжек с картинками. Радостно улыбаясь, она вдруг застыла, посмотрела внимательно на маму, потянулась за печеньем, но рука замерла. Взгляд у матери был ледяной. Едва маленькая Эванжелина снова хотела спросить, что случилось, как Сария сказала:
– Это для тебя, милая. – Губы у нее странно поджались, несмотря на ласковый тон.
К тому моменту у Эванжелины уже начала проявляться магия света. Она могла создавать небольшие светлые сферы в ладошках, а на кончиках пальцев у нее иногда сверкали звездочки.
Ее мать была в панике. Как у такой знатной дамы, как Сария Фрейр, могла родиться магичка? Отец Эванжелины, Эрвин Фрейр, относился к способностям дочери спокойнее, и оттого между ее родителями вспыхивали ссоры.
– Мамочка, спасибо! – воскликнула маленькая Эванжелина вопреки поселившейся внутри тревоге.
Сария кивнула и тихо покинула гостиную. А на следующий день Эванжелина Фрейр оказалась на пороге арены «Небесный берег». Ей было девять.
Ужин закончился. Все были очень довольны и благодарны Селестине. Дальнейшего плана у них
Усталость накатила разом на всех. Селестина попросила помощницу подготовить комнаты для гостей.
Эванжелина и Джодера ушли в одну гостевую спальню, Джейлей и Герсий заняли вторую свободную комнату. Третьей гостевой у Селестины не нашлось, и она попросила помощницу подготовить спальню ее покойного внука. Эверлинга передернуло.
– Если хочешь… – заговорил Герсий, но Эверлинг прервал его жестом.
– Иди спать, – сказал он, понимая, что Герсий не хотел оставаться один, а с ним, Эверлингом, ему станет только хуже.
Герсий не стал спорить. Все разошлись спать, Эверлинг остался в гостиной, только пересел на мягкий диван перед камином. Огонь в нем не горел, но Эверлингу не нужен был свет. Ему просто хотелось, чтобы никто его не трогал.
Прошло несколько минут. В тишине слышалось назойливое тиканье часов. Эверлинг вздохнул и уперся локтями в колени, закрыл ладонями лицо. Он не знал, как зайти в спальню парня, которого убил. Спать совсем не хотелось, зато хотелось сбежать. Куда угодно, лишь бы не вспоминать, чей это дом.
Из коридора послышались тихие шаги, дверь в гостиную открылась. Эверлинг сильнее прижал ладони к лицу, зажмурился, стиснул зубы. Он хотел остаться один, но не думал, что в одиночестве чувство вины так обострится. Его словно резали изнутри, резали медленно, с медицинской точностью попадая в самые уязвимые места.
– Мальчик, – шепотом заговорила Селестина. – Ты думаешь, что я не узнала тебя.
Эверлингу показалось, что он снова стоит на арене, что бешеные аристократы кричат: «Кровавый Император!» Он увидел парня примерно своего возраста, может, чуть младше, увидел страх в его распахнутых добрых глазах и дрожащую нижнюю губу. Эверлинг тогда был безжалостен. Парнишка боялся Эверлинга, боялся боли, боялся магии. Не хотел и не умел сражаться.
Его жалкие попытки противостоять Кровавому Императору не привели ни к чему – не удалось даже поцарапать Эверлинга. Тот бой длился долго. Эверлинг мучил парнишку, пока сам мог стоять на ногах. Ирмтон Пини приказал ему «устроить мясорубку». Эверлинг устроил.
Он не ответил Селестине, сделал вид, что не услышал ее. Что он мог сказать ей, как оправдаться, как извиниться, Эверлинг не знал. Вряд ли хоть в каком-то языке существовали слова, способные исправить то, что он сотворил.
– Я знаю, что ты сделал, – спокойно продолжала Селестина. – Знаю, что убил моего внука. Его звали Николас.
Бенат. Николас. Список имен убитых Эверлингом стремительно пополнялся. Впервые за последние годы ему захотелось плакать, но ни одна слеза не покатилась.
Селестина села рядом. Свет она не включала.
Теперь хотелось убивать. Когда он перекрывал кислород другим, случались мгновения освобождения: он дышал полной грудью пару секунд, но потом все возвращалось обратно, и воздуха вновь не хватало. И тем не менее этих секунд было достаточно, чтобы почувствовать себя легче.
– Я не виню тебя.