"Небесный огонь" и другие рассказы
Шрифт:
Было так, словно вот он весь передо мной и со мной и словно он мне говорил — или действительно он мне это говорил: «Ну, что ты плачешь?
Мы же всегда теперь будем вместе. Мы даже будем ближе, чем были, и ничто не разлучит нас», как-то так. Я поняла, что в эту минуту он умер.
Мне стало грустно, что я не могу посадить маму с отцом в машин)', чтобы мы вместе поехали вдоль моря туда, на юг, за Керкиру, к маленькому монастырю Влахернской иконы Божией Матери, который расположен на острове: мой муж, как всегда, разложит на коленях карту и будет руководить, я — рулить, а мои родители — просто радоваться и удивляться, глядя в окно. Ведь они так любили путешествовать! Еще в моем детстве мы на папиной машине объезжали всю Россию, Украину, Белоруссию,
Крым… Я своим детям не открыла и десятой части того, что подарили мои родители мне.
В Керкире мы завернули в ту иконную лавку, где я купила пустой диск якобы с записью литургии. У меня была надежда, что мне поменяют его. Но она была закрыта. Зато был открыт храм святителя Спиридона. Службы не было, но можно было приложиться к раке с мощами святого. Я написала на греческом записки о здравии и об упокоении и попросила священника, чтобы он помолился. Видимо, у меня было такое просительное лицо, что он куда-то пошел и вскоре принес мне несколько кусочков ткани, в которую незадолго до этого были облачены священные мощи. Я очень обрадовалась: ведь раньше у меня был такой же кусочек от облачения святителя, и я, отправляясь в дорогу, всегда прикалывала его к изнанке своей одежды, пока он не истлел и не развалился. Моя подруга, считавшая, что это как есть язычество, даже стыдила меня за этот, как она выражалась, «талисман» или «оберег», но я отговаривалась тем, что поскольку я святителя Спиридона люблю, мне дорога любая вещица, имевшая к нему отношение.
Так я берегу папины шахматы, хотя половины фигур уже не хватает, а доска истерта. Мне все равно они дороги, потому что он когда-то держал их в руках. А уж кусочек ткани от святителя Спиридона еще и освящен на его мощах. Словом, я тотчас прицепила его булавкой к изнанке блузки. Так я чувствовала себя увереннее, возвращаясь уже в кромешной тьме по серпантину из Канони, где расположен монастырь Влахернской иконы Божией Матери, к себе в Агиос Стефанос. Куда ни поедешь в Греции, везде отыщется какая-нибудь святыня. Или чудотворная икона, как в этом крошечном монастырьке на острове, или частицы святых мощей — и святого апостола Андрея, и Победоносца Георгия, и первомученика Стефана, и святого мученика и чудотворца Трифона, и святителя Николая Угодника, и святой Анастасии Узорешительницы, и святой мученицы Теклы… Вся земля пронизана благодатными токами, живительными энергиями, благорастворенными воздухами. Дай Бог и нам наполниться ими здесь, надышаться, ощутить как норму жизни…
Да, святитель Спиридон охотно, когда у него были деньги, раздавал их неимущим, а тем, кто впоследствии могли разбогатеть, давал их в долг. Так он дал их одному купцу, который обещал, закупив товар и выгодно продав его, эти деньги вернуть. И вернул — святитель попросил его положить их в какой-то шкафчик. А потом они ему понадобились опять. И он опять попросил у святителя Спиридона. И тот сказал: возьми. И купец взял и снова вернул, положив в тот же шкафчик. А потом — опять попросил и снова пришел возвращать. Но на сей раз он решил слукавить: мол, зачем святителю деньги, — и в шкафчик их обратно не положил. Святитель это сразу понял, но вида не подал.
Далее с этим — уже очень и очень преуспевающим — купцом произошло следующее: все его торговые корабли утонули вместе с товарами во время бури. И он совершенно обнищал. Приходит он в беде и печали к святителю и опять просит у него денег. Святитель ему не отказывает.
— Возьми, — говорит, — их оттуда, где ты их оставил в прошлый раз.
Купец лезет в шкафчик, а там, естественно, пусто.
Тогда его охватил стыд, и смятение, и покаяние, ибо получилось, что, обманывая святого, он обманул и наказал самого себя.
Впрочем, если внимательно приглядеться, так всегда и бывает.
Мой духовник говорил мне, что это очень хорошо, когда человек сразу получает возмездие за свой грех: Господь особенно печется о нем.
Мне такое возмездие посылается тут же, самым невероятным образом, порой — даже смешным. Как-то раз я разбирала
Или шли мы однажды зимой с моим сынком — еще подростком, у которого были скользкие ботинки, и он все время падал. Я сказала ему весьма строго:
— Что это ты все падаешь и падаешь? Почему это я, интересно, не падаю никогда?
Но не успела я договорить последнюю фразу, как ноги мои взметнулись чуть ли не выше головы и, смешно замахав в воздухе руками, я грохнулась всей массой об лед. Мое «никогда» прозвучало уже тогда, когда я сидела на тротуаре, а мой сын кинулся меня поднимать.
Но сребролюбие — такой липкий, такой уязвляющий душу грех! Как отделаться от него? Вот, казалось бы, я почти три недели блаженствую, живу на гостеприимной вилле, купаюсь в море и разъезжаю на прекрасной машине, а вдруг да и входит в мою голову мысль: а как было бы хорошо, если бы — ну, хорошо, пусть не эта вилла, не такая роскошная, с бассейном и садом, а был бы и у меня здесь собственный хотя бы небольшой домик над морем, чтобы можно было когда угодно сюда приезжать… Чтобы и мои дети, и мои внуки… Ну хотя бы вон тот — строящийся, по соседству. Или вот этот — уже построенный, готовый к продаже. На заборе висит доска, где большими буквами: «Продается»… Сколько же это, интересно, стоит? Как бы разжиться такими деньгами? Хорошо бы, привалило мне Бог знает откуда большое наследство… А что: отыскался бы, наконец, какой-нибудь одинокий богатый двоюродный дедушка — пусть не в Польше, где моей прабабке Леокадье Вишневской принадлежало имение Щипиорно под Варшавой и где мы с папой даже встретили старичка Филиппяка, который еще помнил юную госпожу, вышедшую замуж за русского полковника: в Польше все равно ничего не отдадут; пусть — где-нибудь в Германии: бабка моей матери была настоящая баронесса, и ее фамилия была фон Бишоп. И этот родственник бы сказал: «Внученька, дорогая! Давай я куплю тебе на Корфу прекраснейший дом!»
…О, как трудно прервать этот мутный и изнуряющий поток бреда!
Ночью взяла фонарик и позвала мужа: пойдем, посмотрим.
Мы вышли за ограду и, светя в темноте неверным фонариком, стали спускаться по крутой тропе к строящемуся дому. Он был уже почти готов, хотя стоял еще без окон, без дверей. Мы вошли внутрь и взобрались по лестнице.
— Здесь — спальня, — догадалась я. — Здесь — ванная, а здесь — кабинет.
Из дыры в стене, предназначенной для двери, ведущей в лоджию, открывался морской простор. На небе сияли звезды. По дальней горе в гуще деревьев изредка мелькали огоньки — то была дорога на Агиос Стефанос. И стояла какая-то неправдоподобная тишина — не слышно было даже цикад.
Становилось как-то не по себе — в этом чужом недостроенном доме, в полном безлюдье, с фонариком наперевес.
— А бассейн здесь — маловат, — на всякий случай сказала я.
Мы спустились и вышли на тропу, собираясь исследовать и второй, уже выставленный на продажу дом. Но там уже были и окна, и двери, и все было заперто, и фонарик наш что-то стал барахлить.
С утра пораньше видели ежика, перебегавшего через дорогу, видели огромную птицу с синей головой, красными крыльями и желтой грудкой, видели шмеля в полосатой велюровой рубашке, видели змею, гревшуюся на камне. А ночью видели огромные звезды — множество звезд, и ходили на открытую площадку в горах, откуда наблюдали вспыхивающие зарницы: это гроза в Италии, и, кажется, она собиралась к нам.