Небесный огонь
Шрифт:
— Смотрите не подкачайте. Теперь вам, буденновцы, надо еще больше стараться.
И тут зарядили дожди…
Многим ребятам разрешили съездить домой. Мы втроем остались — Арминек, Амас и я. Амас целыми днями мастерил всякие штуки из корней, сучков и шишек. Вместе с нами пас коней.
— Когда же мы начнем Ачиса перевоспитывать? — напомнил я друзьям.
— Надо его сюда вернуть, -загорелся Арминек.- Поехали на Мокрый луг!
Амас не захотел, а мы вдвоем попросили у бригадира коней и отправились «брать в плен» беглеца.
После обеда дождь поутих, дорога слегка подсохла, и кони, застоявшиеся в ненастье, весело бежали, разбрасывая копытами, как куски теста, комья грязи. Навстречу нам попалась тетя
— Ваш Ачис ничего не делает. Болеет, говорит. Сегодня-то вправду болеет: зеленых ягод объелся… Вы его забрать, значит, хотите? Берите, берите, никто держать не будет.
Стан на Мокром лугу не то, что наш. Бригаду разместили у Катона-охотника. В доме девочек поселили, а ребята и взрослые- в белых палатках. Как военный лагерь!
Пока ехали, на десять ладов обсудили операцию по «захвату пленного», но когда увидели взрослых старшеклассников, по правде сказать, растерялись. Ачис тут же вертелся. Первый к нам подошел:
— Чего вам тут надо?
Арминек не растерялся:
— Хотим посмотреть, как работаете. Может, соревноваться будем.
— Хм!..
Выглядел Ачис неважно. Даже если бы мы ничего от Катрис не узнали, нетрудно было понять, что старшие его всерьез не принимают. Да и до самого Ачиса это, видно, дошло.
— И за тобой, между прочим, приехали,- добавил Арминек.
— Что значит, за мной? — Ачис оглянулся: не слышит ли кто наш разговор.- Какая разница, где я работаю…
— Айдит Андреевич велел тебе возвращаться в нашу бригаду,- сказал я.
Вот уж не думал, что этого будет достаточно.
— Ну, если велел…
Без шума, без скандала, чего мы с Арминеком больше всего боялись, согласился. Не захотел только ни с кем из нас вместе на коне ехать. Так и шел пешком до самого табора.
Наши как раз из аала вернулись. И Майра Михайловна с ними приехала. Никто из ребят Ачиса не попрекнул. Амас шепнул мне: «Ты на него карикатуру не рисуй».
Вечером мы сидели у костра, пели песни, рассказывали сказки, вспоминали про поход за золотым столом красавицы Сынару и каменным корытом Ханза пига. О пожаре и незадачливых браконьерах — ни слова. Это и Майре Михайловне было бы неприятно, и Ачиса пожалели. А про шалаш деда Нартаса Амас напомнил:
— В наш музей бы все, что там есть…
— А почему так далеко в тайге этот шалаш? — спросила Тачана.
— Майра Михайловна! — зашумели ребята.- Расскажите о дедушке Нартасе.
— Пусть лучше Арминек с Толаем. Они много о нем знают. Им Постай ууча рассказывала. И шалаш они нашли.
Мы с Арминеком переглянулись. И отказаться нельзя, и как бы не проговориться.
— Давай ты, Толай, — сказал друг и незаметно показал мне кулак.
Я все понял.
Ребята сдвинулись ближе к огню.
— Нартас ага был лучший охотник в аале, — начал я. — Без тайги он жить не мог. Зверя и птицу промышлял, орешничал. Каждую тропу в тайге знал. Однажды — это после революции и было — ехал он верхом на коне. Вдруг навстречу двое, тоже верховые. С винтовками и саблями… Нартас ага по-таежному был одет: халат на нем, мягкие сапоги. За спиной старое пистонное ружье, через плечо — натруска. «Руки вверх!» — крикнули ему вооруженные люди. Дед Нартас перепугался. «Я охотник», — говорит и шкурки кротов показывает. А те снова: «Руки вверх!» Обыскали его, связали руки и повели с собой… Шли, шли, прямо по тайге, без дороги. Хоть и знал эти места Нартас ага, и то не сразу понял, куда ведут. Вышли прямо на часового. Потом — на большую поляну. Дед Нартас видит, большой отряд тут. А кто? Белые или красные? Привели его к командиру. Невысокий, коренастый, со светлыми усами, командир вежливо спросил, кто он такой, и велел развязать руки.
— Толай! — перебил Кайсап. — А что потом было? Разбили белых, да?
— Не мешай! — шикнула на него Тачана.
— Группа, с которой пошел Нартас ага, поднялась на перевал Улгенник…
— Вы с Арминеком про него спрашивали? — не выдержала сама же Тачана, и теперь Кайсап дернул ее за косичку.
— Про него, — ответил вместо меня Арминек. — Про него.
Он все еще боялся, как бы я не сболтнул про небесный огонь. Зря боялся! Хоть и не всегда Арминек считал меня настоящим другом, чуть что — хозончы да хозончы, — нашу тайну, если только не узнал ее Аток Павлович, я больше никогда и никому не выдам.
— На вершине Улгенника отряд сделал привал. Командир велел развернуть знамя, и оно, как пламя, горело над снегами.
Арминек громко закашлял.
— Тише ты! — погрозила пальцем неугомонная Тачана.
— Нартас ага показал командиру, где идет вторая половина отряда. «Они пройдут по подолу Ак-тасхыла и, не доходя реки Хызыл пых, встретятся с белыми. Только там может быть засада, и враги никуда не уйдут, если на них напасть сзади». Красный командир похвалил деда Партаса: «Вы не только хороший охотник, но и понимаете, как надо воевать». Они не торопились, чтобы оказаться в нужном месте в одно время с теми, которые пошли в обход… Когда отряд спустился к Хызыл пыху, командир красных пожал деду Нартасу руку и поблагодарил за большую услугу. Нартас ага стал просить взять его с собой: «Я вам пригожусь. Я метко стреляю. Если дадите мне винтовку, ни одна пуля мимо белого не пролетит». Командир не разрешил. Сказал, что его позовут, если надо будет. «Я хочу вместе с вами принести в наш аал Советскую власть», — уговаривал дед Нартас. Все равно командир не согласился, и отряд пошел дальше…
— Разбили белых, да? — не вытерпел Кайсап.
— Ни один не ушел, — вместо меня ответил Арминек. — А деду Нартасу — он тогда молодой еще был, — когда красные вошли в Торгай, командир подарил солдатские сапоги и кинжал. Тот самый, который Постай ууча для музея отдала.
— Оказывается, наш аал такой знаменитый! — восхитился Кобырса.- А мы живем и думаем, что он простой аалик.
Ачис сидел тут же, тоже слушал, как я рассказывал, и, по-моему, немножко завидовал нам с Арминеком.
…Почти три недели пробыли мы на сенокосе, и хотя погода несколько раз мешала, план по заготовке сена выполнили. Не мы, конечно, выполнили, — колхоз, но ведь и мы работали вместе со взрослыми. Дважды приезжал еще в бригаду Айдит Андреевич* Похвалил нас и за работу, и за стенгазету, которую мы все-таки выпустили. Только назвали ее не «Салют», а «Хазалчых» — «Шипы», сатирический листок. Вчетвером делали, как и прежде, с Ачисом и Ктарой. Я нарисовал, как Ачис коню на хвост хомут надевает, и он нисколько не обиделся, даже хохотал. А редактором он сам, вместо себя, Ктару предложил.