Небесный огонь
Шрифт:
— Погоди, Толай. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Хорошо, если хорошо… Как вы собираетесь домой идти?
— Через Улгенник,- я показал на белеющие горы.
Он поглядел на меня недоверчиво, как на больного.
— Там не пройти.
— А как мы сюда попали?
— Не может быть!
Тут вернулся Арминек и зло посмотрел на меня. Он, должно быть, слышал наш разговор. Я прикусил язык.
— Вот что,- Аток Павлович размял папиросу и прикурил от огня в костре.- Я вас домой на коне отвезу. У нас хороший конь. Мухортый. Привык по тайге ходить.
Он подхватил наши котелки
— Ты чего про Улгенник наболтал? Чуть не всю нашу тайну выдал. А вдруг он тоже за небесным огнем охотится?
Весело напевая, возвратился Аток Павлович и один за другим опрокинул котелки над костром. Вспухло облачко белого пара, огонь зашипел, будто просил о помощи, а наш спаситель безжалостно убивал его и приговаривал: «Не дай бог пожар случится…» Залил костер, отдал нам котелки и, словно продолжая с кем-то спор, произнес совершенно непонятное:
— Ну, демагог Сорокин, держись! Я тебе покажу тропу диких зверей. Ты у меня перестанешь упираться.
В последний раз выстрелив искорками, костер испустил дух. Мы с Арминеком глядели на залитый водой огонь потрясенные.
— Вперед! — позвал нас Аток.
Он дошел с нами до приметного места, от которого шла прямая дорога к перевалу, прикурил от старой папиросы новую, наказал ждать его, пока сходит за конем, и быстро, чуть не бегом, пустился туда, откуда мы только что пришли.
— Я мигом! — крикнул напоследок.
— Понял? — У Арминека даже голос охрип.- На наших глазах украл.
— Что украл?
— Истукан ты. Круглый дурак. Он наш огонь украл.
— Он просто залил его. Жалко, конечно. А что делать было? Если бы мы его остановили, все равно пришлось бы тайну открыть.
— Нет, Толай, ничего ты не соображаешь! Видел, как он прикуривал от костра? Видел? А как другую папиросу зажег? Думаешь, у него спичек нет? Он понял, что это не простой огонь. Или ты проболтался.
На Арминека страшно было смотреть. Лицо желтое, помятое, волосы из-под шапки торчат клочьями, глаза злые. Каждое слово он словно процеживал сквозь плотно сжатые зубы. Не говорил, а шипел:
— Ошибся я в тебе, Толай. Какой ты друг. И хозончы никудышный. Предатель ты!
Так и знал! Все теперь на меня свалит. И хотя действительно весь наш трудный поход оказался напрасным, хотя я сам видел, как погасил Аток Павлович с такой опасностью добытый и такой ценой сохраненный нами огонь — ведь едва мы живы остались! — хотя у нас на глазах, точно так же, как мы сами, перенес огонь на кончик папиросы,- не хотелось верить, что так мог поступить друг. Неужели?.. Неужели он все-таки нашел мою записку? Значит, он все знал и притворялся. Не случайно допытывался. Чем отравились? Как домой дойдете? Разве есть дорога через тасхылы? Ишь, какой хитрый! Проверял! Выходит, я все-таки виноват. И нечего сердиться на Арминека. Из-за меня лишились мы небесного огня. Сколько сил потратили! Не обидно ли потерять то, что уже было в руках?..
Вот какие бывают «друзья»!
— Плохой он человек,- продолжал шипеть Арминек.- Хуже нашего Хуруна.
У меня не было желания возражать.
— Ладно,- сказал я примирительно.- В другой раз сходим. Не сразу небесный огонь дается. Дед Нартас тоже три раза ходил.
— Я-то уж не отступлюсь,- подобрел
— И я.
— Только с ним больше не связываться. Хватит. Опять что-нибудь не так получится. Из-за него на нас пожар хотели свалить. Сейчас огонь наш украл…
Не совсем он был прав. Уж что-что, а без Атока ходить бы нам в поджигателях тайги. Он нас и выручил.
— Что предлагаешь?
— Сейчас же уйдем отсюда. Ждать его не будем.
Я заколебался.
— На коне быстрее…
Арминек опять раскипятился:
— Ты совсем ничего не соображаешь. Подумай. Он приведет коня. Так? Доставит нас домой. Вот, скажет, в тайге на шел. Погибали, скажет. Я их спас… Нравится? Что ты скажешь? У дяди Поскона были? А как за Улгенник попали?
Об этом я, признаться, не подумал.
— Все равно узнают.
— Может, узнают, а может, и нет. Мы сразу домой не вернемся. Сначала к дяде. Побудем у него еще несколько дней — и порядок.
Ничего не скажешь: котелок у Арминека варит!
— Тогда Атоку надо записку оставить, чтобы нас не искал.
— Идет. Пиши.
Я полез за блокнотом, вырвал листок, вспомнил про свое «завещание», и писать мне расхотелось. Однако и отступать было нельзя. Не признаваться же, что я выдал нашу тайну.
«Дорогой Аток Павлович! — написал я.- Мы вас не дождались. Встретили знакомых из нашего аала, уехали с ними. Арминек, Толай».
Глупую записку написал. Какие знакомые? Откуда взялись? Но лучше не придумалось. Прикрепили листок к сучку березы и, не теряя времени, двинули в путь. Шли ходко. Лишь на перевале остановились и с грустью посмотрели туда, где небо сходится с землей, где бывают волшебные огнепады и где призраки богатырей до сих пор не то охраняют, не то ищут могилу гордой красавицы Сынару…
У Арминека даже слезы выступили на глазах. Он отвернулся, смахнул их ладонью и потянул меня за рукав:
— Пошли!
Возвращение
С Арминеком не пропадешь. Он правильно рассчитал. Пока добрались до дяди Поскона, привели себя в порядок — отмылись, отчистились, стали выглядеть вполне прилично. Порванных и прожженных телогреек, понятно, заменить не могли. Дома бы за них влетело, а тут обошлось. Спешить нам было некуда, и подгонял нас только голод. Ели лишь то, что росло в тайге. Вот уж когда могли и отравиться по-настоящему… Несколько раз ловили хариусов и варили без соли. И хотя приправляли уху черемшой и луковицами саранки, ели пресную рыбу с трудом. Зато таежного чая, заваренного листьями смородины, ежевики, бадана, пили вволю.
Никто нас не спросил, где мы шатались несколько дней, а сами мы не распространялись. И раз до сих пор дома не хватились, можно было еще погостить, теперь уже по-настоящему.
Нам было что вспомнить, о чем жалеть, и мы строили планы, когда снова отправимся за Улгенник, чтобы уже наверняка завладеть волшебным огнем. Пока же договорились ни с кем не делиться секретом, да и самим пореже думать об этом.
…Как ни хорошо в гостях, а дома лучше. Арминек успел позабыть, как ему влетело от отца. Мне хотелось увидеть ребят, узнать, что они делают. Распрощались с дядей Посконом и айда в родной Торгай. На всякий случай пришли в аал вечером. Мало ли что…