Небесный огонь
Шрифт:
Тарантас мы из огорода выкатили,- ребята помогли, которые вместе катались. Дождались только, пока соседки Постай ууча разойдутся. Они еще долго успокоиться не могли, будто к каждой по телеге в огород заехало.
На следующий день взялись налаживать городьбу. Заменили подгнившие столбики, сделали изгородь лучше, чем раньше, даже там, где она и поломана не была.
Бабушка Постай спасибо сказала. Очень осталась довольна. Вам, сказала, верить можно, умеете держать слово.
С тех пор мы с ней и сдружились. Это еще в позапрошлом году было. Всю зиму с Арминеком дрова ей пилили
Ну вот, теперь вы все знаете.
…Наш отряд приближался к верховьям реки Хызыл пых. Мы вышли на небольшую седловину. Арминек взял у Кайсапа бинокль, поманил меня, и мы вскарабкались на большой камень. Где-то к западу отсюда должен быть Улгенник.
— Во-он! Во-он где! Видишь? Там дождь идет.- Арминек не отрывался от бинокля.
Таращу глаза — ничего не вижу. Впереди только тайга чернеет. Где-то, чуть не у самого горизонта, за лесом, серая полоса туч. Не успел обидеться на друга, он мне бинокль сует:
— На! Гляди!
Совсем другое дело. Кажется, тучи почти рядом. И струи дождя видно. И тайга придвинулась.
— Туда нам путь держать,- сказал Арминек.
Поставив одну ногу на уступ валуна, он весь подался вперед. У него такой решительный вид, будто вот-вот взлетит. Арминек выше меня и сильнее. Он очень выносливый. Вот такой у меня друг. А меня он другом почему-то не называет. Все хозончы да хозончы. Спутник, значит, помощник… Ну, ладно, спутник так спутник.
— Я решил пуститься в дерзкий поход,- важно произнес Арминек, спускаясь с валуна.- Сможешь быть моим верным хозончы?
Опять то же!
— По закону тайги,- говорю ему,- все спутники должны быть верными друзьями…
— Нет, Толай. Не все. С Хуруном Ивановичем и Ачисом я по одной тропе не пойду. Ты же знаешь, что тут, где нас водят, ничего нет, сколько ни ходи. А нам с тобой надо свой план выполнить.
Кругом — тишина. Ни голосов, ни смеха, ни визга девчонок. Наверное, отряд уже дошел до места. Мы поспешили к ним.
Невдалеке закуковала кукушка. На березах будто только что распустились листочки. Прав, однако, дед Икон. Он говорит, кукушки кукуют, чтобы быстрее зеленели деревья.
Лес поредел. Открылась пойма реки. Заречные горные отроги укрыла тень, и хвойные деревья на них стали темно-зелеными, а освещенные солнцем таежные просторы — голубовато-синими, как вода в реке Хызыл пых.
Куда же наши подевались? Ага! Между деревьями прямо к небу поднимаются столбики дыма, но запутываются в ветках и тают. Видно и ребят. Кто сушняк для костров собирает, кто дерет бересту со старых берез, кто звенит котелками у реки, кто просто носится по поляне.
Быстро освободились от заплечных мешков и тоже стали запасать дрова. У самого берега наткнулись на Амаса. Собранный хворост лежал у его ног. Нас он не видел. Уставился на воду и разговаривает сам с собой: «Золотая вода! Здесь должны водиться хариусы. Они любят такую быструю, чистую, холодную воду». Заметил меня, позвал:
— Толай, иди сюда. Видишь на том берегу белую скалу?
— Ну.
— Гляди. У нее уступ. Чуть-чуть бы его стесать, и будет похож
Арминек кивнул на Амаса и покрутил пальцем у виска. Дескать, я же тебе говорил, что он «с приветом».
Хуруна Ивановича с Ачисом в условленном месте не оказалось. Они пришли перед сумерками. Усталые, хмурые, злые. Остановились в стороне от всех. Учитель уселся на траву. Ачис, едва переведя дух, занялся костром.
Все, понятно, на них смотрят. Хурун Иванович, как бы оправдываясь, заговорил:
— Искали, искали… Столько исходили…
Вид у обоих, действительно, измученный.
— Нашли каменное корыто? — спросила бойкая Тачана.
— Нет, не нашли,- нехотя отозвался Хурун Иванович.
— Мы тоже золотой стол не видели,- вздохнула Тачана.
Хурун Иванович не вымолвил больше ни слова.
На поляне горели четыре костра, и возле каждого собралось по кучке ребят. Ачис развел пятый. На поляну слетелось столько комаров, и они так накинулись на нас, что все жались к огню, в который стали бросать сырые ветки, чтобы было больше дыма. Но и дым помогал мало. Кайсап и Кобырса попытались было пристроиться к огню, зажженному Ачисом, но тот так неприветливо глянул на них, что мальчики тут же отошли.
— Хурун Иванович,- подал голос Арминек.- В какой стороне перевал Улгенник?
— В Хакасии много Улгенников. О каком ты спрашиваешь?
— Который находится в верховьях Хызыл пыха.
— Знаешь, а спрашиваешь,- пробурчал Ачис, подбрасывая ветки тальника и траву в костер.
— Нет, правда, где Улгенник? — заинтересовался Амас. Рот у него набит хлебом, и потому слова выговаривал он не очень внятно.
— Ты сперва прожуй,- опять вмешался Ачис.- Еще подавишься.
Тачана тряхнула косичками и звонко выпалила:
— Мы хотим знать свой край. Понятно тебе, Ачис?
— Понятно,- огрызнулся тот.- Всякую чепуху спрашиваете.
— Сам-то не знаешь,- уколола его Тачана.
Хурун Иванович помалкивал.
— В тайге не ссорятся, ребята,- прекратила перепалку Ктара.
Вечереет в тайге быстро. Поляну обступила темнота. Весело пылали костры. Уже вскипел чай, доваривалась похлебка в котелках. Майра Михайловна и Ктара позвали нас с Арминеком и Амасом к своему огню.
— Мы сейчас,- Арминек позвал меня.- Сходим за сухой травой для постелей. Я на косогоре видел. Мягкая. Пошли, Толай.
Не успели отойти, Ктара опять позвала, и эхо несколько раз повторило:
— Толай-лай-ай! Ужинать-нать-ать!
Ачису до всего дело. Сидел бы да помалкивал. Нет, не утерпел:
— Громче кричи!
Арминеку не столько трава нужна, сколько снова о своем сказать хочется.
— Ну, мой хозончы,- серьезно так смотрит на меня,- надо решать. Другого такого случая не будет.
— Что же мы всех, как Ачис с Хуруном Ивановичем, бросим?
У Арминека глаза злые стали.
— Пусть за ребят Майра и Хурун со своим хвостом Ачисом отвечают. Это, во-первых. Во-вторых, никто в тебе тут не нуждается. Кому, скажи, нужен Толай? Тачане? Алисе? Кайсапу? А-а, Ктаре! Понятно! Ну и оставайся. Я могу один уйти. Обойдусь без хозончы. Мне надо настоящего друга.