Небесный Смотритель
Шрифт:
Однако с этим я готов был смириться. Лишь бы потом Альгенштейн навсегда ушел из жизни моей семьи.
Единственное полезное дело, которое я сделал после возвращения на Землю, — самостоятельная напитка Ореола. Первый раз касаться ядра моего «родного» мира оказалось страшновато, поэтому я действовал по старинке: представляя огромный бур и Кристалл-Накопитель. Все получилось с первого раза, и вскоре я попытался наполнить вторую ауру уже «по-взрослому», что также удалось без каких-либо трудностей.
— Ты рисковал собой, Артем, — вечером, за ужином, когда я рассказал
— Но иначе я бы тоже погиб, — возразил я. — Как маг.
Мама после такого ответа едва не расплакалась, а я поспешил сменить тему. И, к слову, делать это приходилось довольно часто, поскольку о чем бы мы ни заговорили, произошедшее незваным гостем вновь и вновь напоминало о себе. Мне такой расклад совершенно не нравился, и мысли, что подобное будет повторяться еще не раз, приводили в уныние.
Не меньше, чем об Альгенштейне и предстоящем разбирательстве, я думал об Аве-Лларе. Лица моих учеников ежечасно возникали перед мысленным взором, и на душе становилось паршиво. Я не мог отделаться от ощущения, что попросту их бросил.
«Они наверняка думают, что я погиб, что Джагр убил меня, — эта мысль почему-то доставляла особый дискомфорт. — И, возможно, до сих пор ищут его, а горожане, убежденные, что находятся в опасности, с каждым днем все больше поддаются страху. Это опасно, поскольку может повлечь беспорядки».
Я невольно начинал думать, как избежать подобной проблемы, совершенно забывая, что нахожусь за миллиарды километров от Прибрежного Полиса. Приходилось напоминать самому себе об этом, успокаиваться, внушать, что теперь Монстролуние — не моя забота, и очень скоро им займутся опытнейшие маги. Все будет так, как я и хотел, находясь в Аве-Лларе, но почему-то подобное понимание отнюдь не успокаивало. Я сросся с тем несчастным миром даже больше, нежели мог подумать.
Единственным средством, которое могло бы вывести меня из этого мерзкого «отходнякового» состояния, было какие-нибудь дело. Уже на второй день я спросил родителей, могу ли продолжить учебу в академии, но получил отказ.
— Придется немного подождать, — ответил папа. — Сначала нужно, чтобы Альгенштейна поймали и посадили. Ты сам твердил нам, что пока он на свободе, мы в опасности. Особенно ты сам, — он легонько постучал пальцем по виску, имея в виду записанное с помощью «Меморабилиума» признание дяди Бора. — Так что посиди-ка пока дома, под охраной. Сотрудники Службы магического сыска прилагают все усилия, чтобы установить местоположение Альгенштейна. Но, сам понимаешь, Вселенная огромна.
Я в ответ лишь покивал, приготовившись к очередной волне безделья и, как следствие, обилия мыслей, которым был совершенно не рад. Однако…
— Послезавтра нам с тобой предстоит очень важное дело, — на следующий день, тоже за ужином, объявил отец. — Мы поедем в Верховный суд магического сообщества, где ты представишь
Разумеется, я понимал, что рано или поздно до этого дойдет, но все равно повел плечами, когда по спине пробежал холодок. Я читал о Процедуре Извлечения и знал, что она — довольно неприятное дело. И после нее частенько нужно несколько дней, чтобы привести мозги в порядок.
— Да, Тема, я все понимаю, — продолжал папа, вглядываясь в мое лицо, на котором, похоже, отразилась тень испуга. — И предпочел бы, чтобы тебе вообще никогда в жизни не довелось извлекать записанные «Меморабилиумом» воспоминания, но, сам понимаешь, выхода нет.
Мама после его слов отодвинула тарелку с наполовину недоеденным ужином и с тревогой посмотрела на меня.
— Да ладно вам, — ответил я, чувствуя себя все более неуютно. — Все будет хорошо. Процедура ведь совершенно безопасная, верно?
— Верно, — кивнул папа. — Главное — слушай все, что тебе говорит маг-менталист, и без промедлений выполняй его указания. Договорились?
— Разумеется, — я дернул плечами.
Следующий день также пролетел в безделье, а все мои мысли были заняты предстоящей Процедурой Извлечения. От волнения к вечеру заломило виски, и я как мог внушал себе, что ничего страшного меня не ожидает. В Аве-Лларе я рисковал куда серьезнее и, тем не менее, справился со множеством испытаний. Самостоятельная напитка Ореола, бои с чудовищами, исследование туши мертвого клешняка и противостояние с таившейся в нем силой, экспедиция в Слюдяные Руины и борьба с напором черной магии, кошмар на берегу… Я мог погибнуть десятки раз, но остался цел и невредим, притом, что находился совершенно один. А то, что ждет меня завтра, будет проходить под контролем опытнейших чародеев, для которых ментальная магия — основная специализация.
Доводы были логичны, успокаивали, но, к сожалению, ненадолго.
Наконец наступило послезавтра. Мама с папой оба отправились со мной и были напряжены до предела. Всю дорогу через большую часть Москвы они провели в молчании, и я, чувствуя их состояние, тоже не спешил сотрясать воздух. Тем более что и сам волновался очень и очень сильно. Нечто подобное я испытывал перед тем Монстролунием, которое закончилось падением груды плоти в Кровавое Море. И тогда также боялся за собственный рассудок, поскольку прекрасно помнил, как ударило по мозгам присутствие тварей в Рыжих Норах.
Верховный суд магического сообщества занимал довольно мрачное восьмиэтажное здание сталинской постройки, и даже с расстояния в полсотни метров я ощущал множество чар, его защищавших. Мы с родителями прошли в центральный вход, миновали светлый вестибюль и поднялись на седьмой этаж, где располагался Отдел ментальной экспертизы, который, как я слышал, порой называли просто «головомойкой».
«Хорошее название, — в очередной раз подумал я, вслед за родителями шагая по темному и пустому коридору со множеством тяжелых зачарованных дверей. Мрачно усмехнувшись, добавил: — Сразу настраивает на нужный лад».