Небесный странник
Шрифт:
Недалеко от места посадки корабля нашлась небольшая лагуна, соединенная с морем неглубоким проливом. То, что в ней акул нет, мы еще сверху увидели. Мне отец еще в детстве рассказывал, что акулы могут дышать, только когда движутся, у них так жабры устроены. Так что их в лагуне точно быть не могло — не умеют они, как щуки, в траве прятаться, подстерегая добычу.
Первым по трапу на землю спустился Аделард с алебардой, за ним Родриг с длинным двуручным мечом. Предосторожность не лишняя, мало ли кто мог прятаться в густых зарослях? Энди я на всякий случай оставил на корабле — никаких ему
Обе наши дамы, Николь и Мирра, купаться отправились за огромный камень, уходивший далеко в лагуну, прикрывавший их от слишком любопытных взглядов. Не скажу, что они стали подругами, но женщинам всегда есть что сказать друг другу, даже если встретились они в первый раз, в отличие от нас, мужчин.
Ну а мне, господину Мелвину, Амбруазу, Ларду, Гвену, Роду и Рианелю, явно не собиравшемуся погружаться в воду выше колен, и ходить далеко не нужно — вот оно, море, теплое, как мамины руки.
Впрочем, долго купаться нам не пришлось. Едва мы вошли во вкус, как из-за камня, скрывающего наших прелестниц, раздался громкий отчаянный визг, перемежаемый призывами о помощи. Визжали обе девушки, и мы, натягивая штаны на ходу, помчались на их зов.
Первой мыслью, пришедшей мне в голову когда я оказался за камнем, была — Николь красива даже в тех местах, где я ее до сих пор еще не видел. Частично она все же успела прикрыться, прижав к себе сложенное пополам платье, а вот Мирра почему-то прикрыла ладонями только лицо, не переставая визжать. Вероятно, так ей не было страшно.
Поначалу я даже забыл, зачем прибежал, а именно — спасти жизнь гибнущих девушек от страшного монстра. Не каждый раз удается поглядеть на то, о чем больше догадываешься. Правда, и монстра-то никакого не оказалось. Всего-то чрексун, вылезший на песочек полакомиться пальмовыми крабами. Они тут водились в изобилии, так и шныряли под ногами.
Вообще-то чрексуны действительно не очень приятны на вид. Жуткая смесь осьминога, тряпичника — есть в море такая рыба — и трепанга. Голова чрексуна походила бы на человеческую, если бы не отсутствие шеи, дырка вместо носа и довольно устрашающего вида жвала. И еще глаза, большие голубые глаза с круглым, как у людей, зрачком, но с абсолютно идиотским выражением. Но так и у людей бывает. Чрексуном его назвали потому, что на берегу он произносит звуки, чем-то похожие на «чрекс-чрекс».
Кроме жуткого вида, чрексуны во всем остальном абсолютно безобидны. Питаются ракушками и крабами, не брезгуют и падалью. Иногда они достигают больших, чуть ли не гигантских размеров, но на человека в жизни не нападут. Мне с ними много раз приходилось сталкиваться, ведь родился я на берегу Кораллового моря, а чрексунов в нем тьма. Этот, что так напугал наших девушек, сжимал в жвалах краба и был весьма средних размеров — с теленка, не больше. Ребенок, можно сказать.
Конечно же, мы не пялились на обнаженную Мирру, прижавшую ладони к глазам и визжащую. А когда она убирала руки от глаз и вновь видела чрексуна, то кричала:
— А-а-а! Уберите его отсюда! — И, закрыв глаза, опять: — А-а-а!
Мы выстроились на берегу между ней и чрексуном, топая на него ногами и призывая убраться в море, а Лард даже угрожал ему алебардой. И лишь изредка оборачивались, чтобы убедиться в том, что Мирра все еще не успела одеться, причем делали это не все вместе, а по очереди. У Мирры, кстати, фигура тоже
Когда я оглянулся в очередной раз, Николь, успевшая накинуть платье, подошла к Мирре и обняла ее за плечи, пытаясь успокоить. На ее беду, Мирра в тот момент закрыла глаза и потому испустила совсем уж истошный визг, заставивший Николь отскочить далеко в сторону.
Скачками, бросив на произвол судьбы корабль, примчался Энди.
«Мерзавец, — в очередной раз убедился я. — Возможно, кто-нибудь в это время наблюдает за „Небесным странником“ из кустов, поджидая удобный момент, чтобы завладеть кораблем».
Энди подскочил к Мирре, пытаясь одновременно сделать сразу три дела: успокоить, прикрыть ее своим телом от наших глаз и натянуть платье. Кончилось все дело тем, что чрексун выплюнул краба нам под ноги, произнес «чрекс-чрекс», а затем не спеша уполз в воды лагуны. Взгляд у него при этом показался мне не тупым, как обычно, а слегка презрительным. Мол, стоило ли устраивать из-за ерунды столько много шума?
Дамам купаться отчего-то расхотелось, и они, сопровождаемые Энди, вернулись на корабль. Перед этим я все же успел спросить у Николь:
— Ну, и чего ты визжала? С Миррой понятно, она в своей глуши и слышать-то о чрексунах не слыхала, откуда они возьмутся в озере? Но ты-то родилась в Месанте, а он чуть ли не наполовину на сваях в море стоит.
— Он показался из воды так внезапно, — потупив глаза, ответила она, вероятно, гадая, что я успел разглядеть.
«Не все, Николь, далеко не все. Но то, что увидел, мне очень понравилось».
— Николь, у тебя великолепная фигура, — заявил я ей вслед, как будто впервые это обнаружил. Она засмущалась так, что даже со спины стало заметно, как мило порозовели ее уши.
Мы еще немного поплескались в воде, хотя почему-то особенного желания уже не было. Не повезло нам и с супом из акульих плавников. Вероятно, все акулы, каким-то невероятным образом узнавшие о том, что мы сюда заглянули специально, решили на время убраться из залива. Нам даже не удалось увидеть ни одного торчавшего из воды акульего плавника.
И все же одну акулу Энди нашел — дохлую и лежавшую на мели. С какой-то особой целью он прогулялся далеко по берегу, там ее и обнаружил. Затем вернулся на корабль и потребовал у Аделарда алебарду, чтобы вырубить акульи челюсти, уж не знаю, зачем они ему понадобились. Аделард дал алебарду крайне неохотно. В итоге Энди вернулся ни с чем, на алебарде появилось множество зазубрин, а сам он пропах запахом тухлой рыбы настолько, что Мирра, не выдержав, заявила ему, чтобы в ближайшее время он держался от нее подальше.
— Даже после того, как хорошенько вымоешься и выстираешь всю свою одежду, — добавила она.
И все же было здорово. Вечером мы разожгли на берегу огромный костер, и на нем Амбруаз запек по особому рецепту выловленную Аделардом кефаль. Видимо, особых рецептов у Амбруаза великое множество, потому что радует он нас ими едва ли не ежедневно. Затем мы единодушно сошлись во мнении, что ром Мелвина слишком хорош для бхайров, им можно продавать и похуже. И уже в самом конце Рианель с Николь под аккомпанемент цитры спели на два голоса песню о несчастных влюбленных, вынужденных расстаться навечно. Песня была такая трогательная, а пели они так замечательно, что я украдкой смахнул скупую мужскую слезу…