Небесный странник
Шрифт:
Когда гнев переполнил меня до самых краев, мешая переваривать превосходный обед, приготовленный Амбруазом, и я уже готов был сам отправиться на поиски Мелвина, грузчики появились снова. Причем оказалось их на этот раз больше дюжины, и дело пошло значительно веселее.
Все они производили впечатление людей, которым ни капли из содержимого бочек не достанется. Да и вообще, судя по всему, им всего достается мало: еды, одежды и так далее. Грязные тела, едва прикрытые лохмотьями, худые изможденные лица…
На поясах четырех их надсмотрщиков висели только кинжалы, но грузчики поглядывали на них с явной опаской. Вообще-то
«Да уж, — тоскливо вздохнул я, — помимо контрабанды умудрился еще и в историю с рабами влипнуть…»
«А кто тебе, Люк, сказал, что двести монет достанутся легко? — попытался утешить меня внутренний голос. — Да и чем ты, собственно, рискуешь? Подумаешь, поймают тебя. Заберут в казну „Небесный странник“, сорвут с груди медальон навигатора, чтобы никогда уже его не отдать, а самого отправят на рудники. Пять-десять лет каторжного труда — и ты на свободе, Люк! Вернешься в родной Гволсуоль, приделаешь к отцовскому домику пристройку, а то и займешь его, купишь лодку, и все — живи да радуйся!»
Лицо мое от представленных «радужных» перспектив скривила такая гримаса, что даже больно стало. Вероятно, господин Мелвин, стоящий рядом, настолько ею впечатлился, что попытался дать объяснения мною увиденному.
— Это галиды, — сказал он.
Святая Богиня-Мать! Ну как я сам не обратил внимания на то, что у всех этих оборванцев раскосые глаза и очень большие носы? Такие лица только у галидов, жителей Галидии. Галидия — страна горная, а в горах всегда дышать тяжело, потому у них и носы такие длинные. Ну, как у печи, — чем выше труба, тем сильнее тяга.
«Вообще-то, — пощупал я свой нос, — на летучих кораблях иной раз в такую высь подниматься приходится, что пора бы и моему уже отрасти. Так что врут, наверное, люди».
В Галидии рабство не запрещено, а ее правители торгуют своими гражданами направо и налево, и покупают их охотно: в еде непривередливы, а работать умеют. Еще галиды славятся тем, что обожают рангили, листья кустарника рангу, растущего у них во множестве. Говорят, у рангили такое действие, что привыкаешь к нему быстро и потом уже без него обходиться не можешь. И спишь мало, и не устаешь. Только запрещен он везде, кроме самой Галидии, причем у нас в герцогстве за его продажу даже казнят. Еще этого мне не хватало!
Мы посадили «Небесный странник» на краю поля, а оно сплошь засеяно каким-то мелким кустарником. Уж не рангу ли это? То-то я смотрю, галиды на поле все время поглядывают! Вот же угораздило меня всего-то за двести монет вляпаться по самую шею. Здесь уже пятью годами рудников точно не отделаешься. С другой стороны, корабль разгружается так быстро, что любо-дорого смотреть. Боятся, наверное, галиды, что им рангили не дадут…
И тут мне в голову пришла блестящая мысль. Это же можно всей команде ни одной медной клипы не платить, если они за рангили работать будут! Ну, всей не всей, а вот Энди бы точно не мешало к нему приучить: на корабле всегда работы полно, и сейчас все при деле, один Ансельм с озабоченным видом бродит туда-сюда, делая вид, что чем-то очень важным занят. Словно я с давних пор не знаю его как облупленного.
Плавный ход моих мыслей перебил Мелвин:
— Господин Сорингер, боюсь, до самых сумерек погрузку закончить не успеем. Вы же не станете подниматься
«А я уже успел отбояться, господин Мелвин, потому что давно понял, что не закончим».
— Значит, отправимся завтра с утра. Тем более нам еще кое-что нужно подготовить. Вкопать всего два столбика, вон там и вон там. Надеюсь, ваши люди нам помогут? И кстати, вы не передумали лететь с нами обратно?
— Увы, господин Сорингер, — и Мелвин с самым печальным видом развел руками. — Как выяснилось, обстоятельства изменились настолько, что я вынужден поменять свои планы. А со столбиками никаких проблем не будет, я распоряжусь.
Надеюсь, мне удалось придать себе не менее печальный вид:
— Очень жаль, господин Мелвин, но я отлично вас понимаю: дела, дела…
Хотя в душе я остался очень доволен. Пусть на обратном пути можно было бы заработать и еще, но мало ли что Мелвин погрузит на «Небесный странник» в этот раз? Вполне возможно и такое, за что точно рудниками уже не отделаешься, если поймают. И самое противное — ведь я ни за что не смогу ему отказать, если плата опять окажется такой же большой. И дело даже не в том, что я такой жадный. Когда на тебе висит долг и еще угроза лишиться корабля, поневоле станешь не слишком разборчивым.
— Хочу напомнить, что наш договор на сегодняшний вечер остается в силе. Ждем вас, господин Сорингер, вместе с очаровательной госпожой Соланж. Я пришлю за вами человека, — уже спустившись с борта «Небесного странника» помахал он шляпой.
«Могла бы и поскромнее одеться!» — буркнул я себе под нос, увидев готовую к визиту Николь. Вслух же восхитился:
— Николь, ты само очарование! — нисколько при этом не покривив душой.
Николь и в вечном своем бесформенном балахоне выглядит как настоящая леди, а стоит ей только надеть платье, пусть и самое простое, так вообще глаз не отвести. Нет, я совсем не против, когда Николь так потрясающе выглядит, но сейчас дело в другом. Мы с ней отправляемся не на прогулку где-нибудь в Дигране, Джессоре или, на худой конец, в Хависе, а идем в гости к контрабандистам, работорговцам и вообще очень темным личностям. Вполне возможно, не видевших женщин уже многие месяцы.
— Что-то не так? — спросила у меня Николь.
«Амулет у тебя слишком маленький, — мрачно подумал я. — Ему бы в несколько раз больше быть, чтобы полностью закрывать чересчур глубокий вырез. И вообще, нужно будет пить поменьше, ведь непременно постараются меня споить, чтобы Николь без помех охмурить. Нет, нужно следить, чтобы она сама не пила. А где уж такое возможно? По рукам, что ли, ее бить?»
— Все прекрасно, Николь, ты выглядишь как никогда прелестно.
— Спасибо Люк, я старалась. — Затем, взглянув на меня, девушка добавила: — Надеюсь, тебе там не с кем будет сыграть в кости.
«Дались же тебе эти кости! А Гвену огромное спасибо, не мог ничего лучше придумать. Теперь в ее присутствии хоть вообще о них разговор не заводи».
Сам я всего лишь переменил сорочку да начистил сапоги, в душе надеясь, что со мной не произойдет такая же история, как частенько бывало с Энди. Первым на эту закономерность обратил внимание Гвен, мы все тогда еще на «Барракуде» служили: «Стоит только Энди перед выходом в город почистить сапоги, так обязательно в городе ему начистят морду. Примета верная».