Неблагоразумная леди
Шрифт:
— Какая острота? Что я такое сказала? Я только…
— Я прекрасно знаю, что вы сказали и что хотели сказать.
— Я только хотела сказать, что она красит волосы.
Даммлер выпрямился и пристально посмотрел на нее.
— Не заговаривайте мне зубы, я вас насквозь вижу, — сухо проговорил он. — Вы это сказали очень тонко, не спорю, но вы назвали ее птицей низкого полета. Мы все знаем, что к чему, но стараемся соблюдать приличия. Есть вещи, которые в приличном обществе не называют своими именами. Белокурая красавица — это титул наподобие принцессы или проститутки; скорее в последнем значении, если
Пруденс была потрясена услышанным, но попыталась не показать виду, поскольку давно уже решила быть на уровне своих новых знакомых. Однако потрясение было слишком сильным, чтобы его удалось скрыть.
— Понимаю, — сказала она.
— Я вас разочаровал?
— Что вы! — воскликнула она. — С какой стати?
— Что правда, то правда. Я никогда не уверял вас, что я святой. Ах, Пруденс, и зачем я вас повстречал? Из-за вас у меня пробуждается совесть. А я думал, что разделался с этой химерой. Я чувствую себя таким же мерзавцем, как в юности, когда однажды напился, а мама два часа плакала.
— Но я-то не плачу, — рассмеялась она, видя его детское отчаяние, а также радуясь отчасти из-за того, что он нечаянно назвал ее по имени. — Я только удивлена, что вы появляетесь в общественном месте с такой женщиной.
— Все так делают. Половина женщин вчера в опере была из их числа. Лично я не считаю, что они менее респектабельны, чем замужние женщины, изменяющие мужьям. Они, по крайней мере, не лицемерят. Да моя белокурая красавица многим даст фору. Любовники у нее из самого высшего общества, и всегда только один, в отличие от замужних матрон, у которых их всегда два, если не три или четыре. Нет уж, лучше иметь дело с белокурой красавицей, чем с замужней женщиной. Это вне всякого сомнения. Можете не согласиться с моей логикой, но опровергнуть мои доводы вы не сможете.
— Я и не собираюсь. В ваших словах есть смысл, но, мне кажется, предосудительны всякие отношения подобного рода. Вы строите приют для падших женщин и в то же время способствуете их падению. Вот воистину правая рука не ведает, что творит левая…
— Пруденс, мы говорим о совершенно разных вещах. Эти несчастные девочки — несовершеннолетние, даже не понимающие, во что их ввергают… А моя белокурая красавица — куртизанка, любовница джентльменов; это совершенно другая история. Они прекрасно знают, что делают, и сознательно выбирают такую жизнь, потому что не хотят работать. Они любят праздность и роскошь, и у них есть красивое тело, которым все это можно купить, и они им торгуют. Это чисто деловое предприятие.
— Ладно, готова уступить, прежде чем вы убедите меня, что я последняя негодяйка, потому что не хочу продавать свое тело, чтобы помочь дядюшке оплачивать счета.
— Ну нет, так далеко я не захожу, — откликнулся Даммлер, закидывая голову и заливаясь смехом. — Нет, подумать только: я пришел, чтобы читать вам лекцию! Надо же договориться до такого: я пытаюсь подбить вас пойти на панель. Мы — леди Мелвин и я — не одобряем вашей интрижки с набобом.
— А что, мистер Севилья и вправду так богат?
— Денежный мешок. Дядя из Ист-индской компании приказал долго жить и оставил ему, ни много ни мало, миллион.
— Лично я не имею ничего против этого. Или вы отвергаете деньги?
— Что вы, я их бесконечно люблю, но… — Пруденс
— Того сорта, что называют белокурыми красавицами?
— И этих в том числе. И еще тех, что носят титулы графинь, а еще более — баронесс. Все считают, что он искатель титула, что позволило бы ему запросто войти в мир аристократии. Он не может смотреть на вас как на возможную жену; сейчас он озабочен отношениями с баронессой Макфей, а для развлечения ему нужна интрижка на стороне. Господи, почему я чувствую себя как мальчишка, пытаясь объяснить вам эти вещи?
— Мне кажется, вы плохо о нем думаете. Он совсем не такой. У него, я бы сказала, повышенное чувство приличия.
— Это вы про кого? Про Севилью? Да у него не больше нравственности, чем у кролика.
— Как вы можете так говорить? Он же ваш друг. Это ведь вы меня с ним познакомили.
— Именно потому я и беспокоюсь. Мне и в голову не приходило, что он может заинтересоваться вами. Вы совсем не в его вкусе, или ему захотелось примазаться к писательской братии. Может, он решил, что это придаст некоторую недостающую ему интеллигентность. Черт его знает, зачем ему это. Но с вами он держится в рамках приличия?
— Ну разумеется. Он любит светские сплетни, но, уверяю вас, ко мне он относится не как к какой-то распущенной девке.
— Боже милостивый, вы неправильно поняли меня. Это же надо! Чтобы мисс Маллоу говорила о себе как о распущенной девке! В общем, чего-то ему от вас надо, но, вероятно, это не совсем то, о чем я подумал. И вот еще, мне очень не нравится, с какими людьми он вас знакомит. Я бы предпочел, чтобы вы с ним не встречались или, на худой конец, не встречались наедине. Не помешала бы приличная супружеская чета или что-нибудь в этом роде.
— Мне он не так уж и нравится. Не думаю, что мы с ним будем часто видеться. У нас с ним мало общего.
— Если старина Бенедикт начнет забываться, кликните меня, и я прилечу на всех парусах и спасу вас. Обещайте, Пруденс.
— Обещаю. — Она повела плечами и, к собственному неудовольствию, поймала себя на том, что скопировала жест Даммлера.
— Вечные заботы с вашим братом. Кто бы мог подумать, что мне придется вести себя с вами как беспокойному дядюшке с зеленой племянницей, засидевшейся в девках. — Пруденс внутренне дернулась от этих слов, хотя внешне ничем себя не выдала. И то спасибо, что он наконец уразумел, что она не мужчина. — Вам всего двадцать четыре, и, полагаю, вы больше не старая дева, чему виной я сам: это я уговорил вас снять чепец. Умоляю, мисс Маллоу, наденьте его снова и постарайтесь выглядеть на все сорок, чтобы я перестал изводиться из-за вас.
— А вы не изводитесь. У меня есть родня, чтобы постоять за меня. Занимайтесь своей Шиллой и Моголом. Когда мы увидим ее на сцене?
— Боюсь, не в этот сезон. Я и половины не написал. — Он встал. — Я ухожу, мисс Маллоу. Позвольте заглянуть к вам завтра. Хочу, чтобы вы взглянули на Шиллу и высказали свои соображения на ее счет. Я ничье мнение не ценю так высоко, как ваше.
— С удовольствием, — ответила польщенная Пруденс. Если его безответственные слова унизили ее как женщину, то комплимент Даммлера-поэта был елеем на рану.