Небо и корни мира
Шрифт:
Яромир тяжело вздохнул. Ему было грустно думать об этой грядущей войне, в которой должен участвовать весь мир: все люди и вся природа.
– Знаешь, что самое странное? – по-прежнему доверительно спросил Грено.
– Ну?
– Самое странное – никто не знает, чью сторону примет Князь Тьмы. Об этом не говорится даже в писаниях.
Вторую ночь ночевали в трактире, и на рассвете уже вышли на просторную дорогу, которая звенела от крупных кузнечиков и пахла пылью.
– Весна у вас похожа на наше лето, – задумчиво сказал Яромир. – А что тут бывает зимой?
– Дождь, –
– Вроде нашей осени…
Высокая трава в полях по обеим сторонам дороги шумела под ветром, словно морской прибой. Яромир теперь ехал верхом, а Грено шел рядом с лошадью. На игрищах Яромир получил рану в бедро, и пока еще старался не перетруждать ногу.
– Ты ведь впервые в Соверне? – спросил Гренислао. – Значит, не видел моря.
– Нет, не видал. А что оно?..
Грено на ходу воздел руки к небу:
– Оно неизъяснимо. Описывать море – то же самое, что пересказывать песню.
Яромир засмеялся:
– Вот вы, южане, руками машете! Я тут гляжу – разговаривают двое. Как будто передразнивают друг друга: сначала один машет руками и говорит, потом замолк – и второй перед ним давай точно так же.
Грено расхохотался в ответ.
– Ого! Вижу, ты тонкий наблюдатель нравов!
– Да не глупее тебя, – наконец уперся Яромир, до сих пор пропускавший мимо ушей его замечания. – Если такой умный, хочешь, я тебе загадку загадаю?
– А загадай! – задорно ответил Грено, весело окидывая взглядом зеленое поле.
– Ну, гляди, – ухмыльнулся Яромир, слегка пригибаясь к нему с седла. – Чем больше с ней борешься – тем сильнее она становится. Что это, а, разумник?
Грено поднял глаза к небу и, поразмыслив, с досадой прищелкнул пальцами:
– Это просто… постой, никак не соображу…
– Усталость, – сказал Яромир. – Чем больше ты борешься с усталостью, тем сильнее она становится. Может, еще?
– Загадывай!
– Так вот… – произнес Яромир. – Назови троих, по не дома и не в пути.
Грено хлопнул в ладоши:
– Знаю! Первый – гость! Он не у себя дома, но он и не в пути.
Яромир хмыкнул:
– Правильно. Давай еще.
– А второй… по-моему, это бродяга. Он не дома, но он и не в пути, потому что никуда не идет. Просто живет на дороге, как я, – опять догадался Грено. – И третий… – он потер лоб. – И кто же третий?
– Это тот, кто стоит на крыльце своего дома, – сказал Яромир. – Он уже не дома, но еще не в пути.
Оба засмеялись.
– А еще загадку? – попросил, разохотившись, Грено.
– Как скажешь, – Яромир шевельнул бровью. – Слушай: есть на свете плащ, который все видали только с изнанки. Ну?..
Грено, помолчав, надвинул на лоб шляпу:
– Отныне стыжусь глядеть тебе в глаза! Что же это за плащ, мудрый варвар?
– Небо, – сказал Яромир.
– Э нет! – воскликнул Грено. – С чего это ты взял, что мы видим небо с изнанки, а не с лица? Зачем тогда на нем нашиты звезды?
Яромир с торжеством возразил:
– Ах ты, балбес! А кто еще вчера читал мне стихи какого-то Тернария, что мы «укрываемся небом»! Стало быть, хоть и звезды, а с изнанки.
Грено принял покорный вид.
– Я повергаюсь перед тобой во прах. Откуда ты набрался столько премудрости?
– На ярмарке, в балагане, – сказал Яромир. – Я, брат, тоже
– Да… – вздохнул Грено. – Когда я учился, мне никогда не приходило в голову, что достойно образованного человека посещать балаганы или слушать базарных кукольников… Небо из твоей загадки – то же небо, что и у великого Тернария. Неужели он подслушал свое небо в балагане или в кабаке?
– Всяко могло быть, – сказал Яромир. – Может, и сам придумал. Он – сам, и кто загадку сочинил – тоже сам. Так что ты нас, темных варваров, не особенно-то презирай: мы, брат, и сами знаем, что кисель режут, а хлеб наливают.
Грено сперва с недоумением взглянул на серьезное лицо Яромира, а через мгновение снова расхохотался.
Грено был всей душой увлечен своими идеями насчет Конца света. По дороге он еще несколько раз начинал об этом разговор.
– Знаешь, почему я думаю, что с богоборцем не так все просто, как говорится в Писании? Потому, что в самом Писании все не так просто… Казалось бы, Творец созидает мир. Но почему совершенный господь создал расу куда менее совершенную, чем он сам? Нарочно пожелал дать жизнь существам более слабым и ничтожным, да еще наделить их бессмертием души? Для чего это нужно было делать? Клирики говорят: чтобы созданные Господом существа могли приобщиться к его благу и счастью. Ну и чем это обернулось? Небожителям оказалось мало того, что они имели, значит, они не ощущали полноты счастья, они нарушили запрет Вседержителя, кинулись искать новых возможностей в Обитаемый мир. Это все выглядит, я бы сказал, подозрительно…
Они не торопились в пути. Часто ради одного лишь красивого вида останавливались на отдых. Усевшись на теплой земле у обочины дороги, попутчики заводили разговор и, случалось, надолго забывали, что пора идти дальше. Грено говорил:
– Священная история не наводит на мысль, что всем на свете управляет чья-то единая воля. Мне даже кажется, что и сам Вседержитель подвержен случайностям судьбы. Например, разве мог он, если он воистину благ, умышленно создать такую злую и жестокую тварь, как Князь Тьмы? Богословы говорят, что в Замысел Вседержителя вкралось искажение. Ну откуда же оно могло вкрасться, если изначально ничего не существовало, кроме Замысла и самого Вседержителя? Или все-таки прав древний поэт, сказавший: «В мире не без богов, но правит им некий Случай»? Вседержителю просто так выпало, что Князь Тьмы восстал?
Грено рассказывал дорожному товарищу о старинных ересях, когда-то подавленных господствующей церковью. Грено было важно именно то, что, в представлениях древних, Вседержитель вовсе не обладал таким могуществом, как у нынешних богословов. Некоторые ересиархи утверждали, что люди и все живые твари – не творения Вседержителя, а вышли из земли. Вседержитель поначалу хотел их уничтожить, но потом, видя разумность людей, предпочел дать им Заветы и позволить наиболее добродетельным после смерти прийти к подножию своего Престола. Грено сказал, что эта история напоминает ему о нынешнем возникновении земнородных.