Небо над Ораном
Шрифт:
— Входи, — сказал он, отступая в сторону.
Войдя в каюту, француженка обнаружила, что доктор лежит в постели, развязанный и без кляпа, и храпит как ни в чем не бывало. На тумбочке стояла пустая бутылка дешевого джина.
— Он один выпил все это? — спросила Жюли, указывая на нее.
— Как чемпион, — ухмыльнулся Райли. — Я дал ему выбор: напиться до бесчувствия или потерять сознание от удара по шее. — Он показал на бутылку и добавил: — Выпил все до последней капли.
— Я вижу.
— Перейдем, однако, к делу. — Алекс указал на сверток, который принесла француженка. —
Жюли показала ему небольшую коробочку, обернутую зеленой клеенкой.
— Гарсоны на кухне были настолько любезны, что завернули ее, чтобы она как можно дольше не нагревалась.
— И они не задали тебе никаких вопросов?
— Я просто улыбнулась и сказала, что должна забрать это, — гордо и весело объяснила она. — Они чуть не передрались из-за того, кто будет помогать мне.
Алекс фыркнул, забирая сверток из рук девушки, и проворчал:
— Итальянцы... Они такие предсказуемые.
Капитан «Пингаррона» взвесил пакет, удивляясь, насколько он легкий. Трудно было представить, чтобы что-то настолько маленькое могло стоить двадцать тысяч швейцарских франков.
Жюли, должно быть, подумала о том же, потому что заинтригованно спросила:
— Что может быть там такого, что стоит больших денег?
— Без понятия. — Он пожал плечами. — Но это не наше дело.
— И ты не чувствуешь… Мне так любопытно посмотреть, что там такое.
Алекс серьезно посмотрел на нее:
— Я уже сказал Риэ и говорю тебе, Жюли. Мы не желаем знать. Я доходчиво объясняю?
— Oui, capitaine.
— Так-то лучше, — сказал он и добавил: — Сейчас помоги мне снова связать Риэ на случай, если он проснется раньше. А потом идем в нашу каюту, кладем это — он поднял пакет — в саквояж, и, как только причаливаем в порту, поспешно высаживаемся.
— А что с ним, — хотела знать Жюли, глядя с сочувствием на доктора, — оставим его в таком состоянии?
— Все будет нормально, — беззаботно заверил ее Райли. — Когда они пройдут по каютам на предмет уборки, они найдут его там, страдающим от адского похмелья. Но к тому времени мы с тобой будем в отеле «Ройал», ужиная хорошим лобстером.
Пока капитан говорил, Жюли усердно кивала, но сомнения еще не покинули ее прелестную головку.
— Mais… что будет, когда Риэ проснется? Не будет ли у нас проблем с полицией, когда он заявит о краже?
— Он не будет заявлять о нас, — возразил Алекс. — Он сам эту вещь украл и постарался скрыться. Я не знаю, что он будет делать, когда проснется, но единственное, что можно сказать наверняка — это то, что он не уведомит полицию, не волнуйся.
— Тот, кто грабит вора… — начала цитировать Жюли.
— Совершенно верно, — прервал он ее, поднимая пояс халата, которым он связывал Риэ в первый раз. — А теперь, на всякий случай, оформим красивой посылкой старого доброго доктора.
Не прошло и часа, как «Генуя» вошла в Оранский залив.
Бухта представляла собой широкий залив в форме полумесяца, на берегах которого беспорядочно раскинулась мешанина из маленьких белых домиков и грязных серых зданий, как будто кто-то выронил город из своих
К западу от пика находился военный порт Мазалквивир, где находились остатки французских военных кораблей, поврежденных во время битвы при Мерс-эль-Кебир, произошедшей всего две недели назад. А к востоку от Айдура расположился торговый порт Оран — почти такого же размера, как и город за ним, защищенный от восточных штормов километровым волноломом, он был сердцем города и воротами Алжира, управляемого французским марионеточным правительством Виши.
Еще до того, как «Генуя» вошла в широкие ворота порта, пассажиры стали толпиться на палубе, мешая матросам, готовившимся к швартовке. На борту было триста пассажиров разного вида и происхождения, бежавших от войны в Европе и искавших в Африке новое будущее, вдали от бомб и смертей, опустошавших старый континент. Триста мужчин, женщин и детей, готовых выйти на берег с потрепанными чемоданами в руках в надежде на новую жизнь под африканским солнцем.
Среди этой неугомонной толпы Райли и Жюли, пытаясь остаться незамеченными, были просто еще одной парой среди многих, кто прохаживался по палубе «Генуи». Над их головами кружили стаи чаек, громко крича.
— Я только сейчас сообразила, — сказала Жюли, созерцая огромный трехцветный флаг, развевавшийся над фортом, — что с тех пор, как я оказалась на борту «Пингаррона», моя нога не ступала на французскую территорию.
Алекс взглянул на нее искоса:
— Ты скучаешь по своей родине?
Штурман немного подумала, прежде чем ответить:
— Non. Я немного скучаю по дому и друзьям, даже по городу... Но та жизнь позади, и нет, я совсем по ней не скучаю.
Райли кивнул, ничего не сказав. Жюли так и не объяснила, что побудило ее присоединиться к судну контрабандистов, но он подозревал, что там было что-то темное и болезненное, о чем она не хотела говорить. «Как и у всех», — сказал он сам себе, подавляя горькую гримасу.
С нервирующей медлительностью «Генуя» вошла в ворота порта и направилась к молу Муэллье-дель-Сентро, расположенному в западной части порта, где находились пассажирский терминал и здание таможни.
Внезапно небольшой переполох на палубе заставил Райли оглянуться. Сначала он предположил, что это было какое-то столкновение между нервничающими перед прибытием пассажирами, но затем он услышал голос на французском, который возвысился над другими:
— Aidez-moi, s’il vous plait! [17] — восклицал он, прося о помощи. —Aidez-moi!
— Вот дерьмо, — ругнулся Алекс, узнав голос Риэ.
— О нет!
– воскликнула Жюли, которая тоже узнала его. — Что нам делать?
17
— Пожалуйста, помогите!