Небо над Ораном
Шрифт:
Затем, как если бы Бог ударил кулаком по столу, чтобы дать понять, кто решает вопрос жизни и смерти, произошла небольшая вспышка в кабине, и внезапно то, что было удушающим дымом, превратилось в зарождающийся пожар.
— Огонь! — в ужасе закричала Ноэми. — Огонь!
Алекс глянул на шланг, лихорадочно думая, как использовать его, чтобы потушить огонь.
— Держись! — крикнул он. — Держать!
— Боже мой…
— Держись!
— Алекс… — ее голос звучал отчаянной мольбой.
— Я иду!
Она снова произнесла его имя,
— Алекс, я... спасибо... но это... невозможно...
— Держись!
— Нет… я…
Райли услышал щелчок курка.
— Прощай, Алекс.
— Нет! — отчаянно крикнул Райли. — Не делай этого!
Внутри кабины прогремел выстрел.
20
Три дня спустя четверо мужчин и женщина сидели за столом в кают-компании «Пингаррона», стоявшего на якоре у входа в порт Оран. Заходящее солнце светило из-за форта Санта-Крус, освещая иллюминаторы вялым, ленивым светом, едва достаточным, чтобы можно было разглядеть лица.
— Вы можете сделать вакцину, docteur? — спросила Жюли.
Риэ покачал головой:
— Мы все еще находимся на стадии культивирования, размножая штаммы, и пока их у нас не достаточно, чтобы преобразовывать их в пенициллин. Так что процесс займет неделю или две.
— Что ж, слава богу, — сказал Сезар, скрестив руки на груди, — что моей жене пришла в голову идея извлечь образец из пробирки перед тем, как отдать ее. Если бы не это, у нас вообще ничего бы не было.
— Конечно, конечно… — согласился доктор. — Однако позвольте напомнить вам, что если бы не вы, ничего бы этого не произошло.
— Ошибаетесь, док, — поправил его механик. — Они бы послали других, не таких щепетильных, как мы, и ваш труп утонул бы в море, а вакцина оказалась бы в руках нацистов.
— Вы хотите сказать, что я должен быть вам благодарен? — недоверчиво приподнял брови доктор. — Я напоминаю, что каждый день, который я потерял из-за вас, — он посмотрел на всех присутствующих, — десятки пациентов умирают от того, что не получили лечения.
— Из-за нас? — возмутился Сезар, обводя рукой присутствующих.
— Если бы не...
— Довольно, — прервал его Джек. — Прекратите оба. Что сделано, то сделано. Мы должны быть рады, что не позволили Марчу завладеть вакциной, и, что важнее всего, — он держал в руке стакан с ромом, — мы все живы и здоровы.
— Не все, — печально произнес Райли.
На звук его голоса одновременно повернулись пять голов.
С повязкой на лбу и левой рукой на перевязи, он стоял в дверях, молча наблюдая за ними. В правой руке он держал полупустую бутылку джина.
— Capitaine, — привстала Жюли.
Райли жестом остановила ее.
— Я не имел в виду... — начал объяснять галисиец.
— Я знаю, что ты имел в виду, — оборвал
Покачиваясь, капитан подошел и сел на один из свободных стульев рядом с Джеком, и с глухим стуком поставил бутылку на стол.
— Как дела? — спросил его помощник и положил ему руку на плечо.
Алекс отмахнулся от нее как от мухи.
— Я в порядке, — неохотно сказал он.
— Твое лицо говорит об обратном.
— Ну, какое уж есть.
— Должна сказать, capitaine, — вмешалась Жюли, перегнувшись через стол, — что джин вам не поможет.
Райли нахмурился и оглядел собравшихся:
— Что это, черт подери, такое? Я случайно не попал ли на собрание анонимных алкоголиков?
— Мы просто хотим помочь вам, — сказал Сезар.
— Когда мне понадобится ваша помощь, я попрошу об этом, — ответил он слишком быстро и резко.
— Это все из-за той суки? — поинтересовался Марович с присущей ему деликатностью. — Той самой, которая убила бы нас всех, не моргнув глазом?
— Заткнись, Марко! — рявкнул Джек.
На этот раз Райли положила руку на плечо друга, успокаивая его.
— Оставь его в покое, — сказал он. — Он прав.
— Не говори так, capitaine, — упрекнула его Жюли.
— Внутри нее что-то сломалось, — продолжил Райли, уставясь на бутылку. — Это было… Мне хочется думать, что есть что-то еще. То, что внушающее страх поведение было ни чем иным, как позой, чтобы заслужить уважение окружающих... ну, я не знаю. — Он высморкался, отвинтил крышку бутылки, взял у Джека пустой стакан и наполнил его до краев. — Конечно, я ошибался.
Он залпом выпил джин, а остальные молча наблюдали за ним, не зная, что сказать.
Это была не первая смерть, в которой был виноват их капитан, и он уже испытывал чудовищное чувство вины из-за того, что произошло много лет назад на склонах холма Пингаррон во время гражданской войны в Испании. Они слышали, как он пил по ночам в своей каюте, иногда повторяя имена тех, кого он послал на смерть одним роковым ранним утром в феврале 1937 года, тихо рыдал, пока его не одолевали сон и алкоголь. Все слышали его в таком состоянии, и всегда молчали — неловко было говорить об этом, даже Маровичу.
— Это неправда, capitaine, — мягко упрекнула его Жюли. — Вы бы не стали так рисковать ради… такого человека.
Райли искоса глянул на нее:
— Вот такой я великодушный.
Джек громко откашлялся.
— Есть что возразить? — огрызнулся Алекс.
— То, что ты идиот, считается возражением?
Райли почувствовал, как гнев разгорается в нем и поднимается к горлу, как гейзер, готовый взорваться. Одно дело сказать ему это наедине, благодаря давней дружбе, и совсем другое — говорить с ним таким образом перед командой и посторонним человеком. Нечто подобное определенно могло повредить дисциплине на борту «Пингаррона».