Небо Одессы, 1941-й
Шрифт:
Дальше все начало развертываться, словно в приключенческом фильме. Двое наших ребят прошлись у самой земли над приземлившимся товарищем, бессильные чем-либо помочь. Но сам Алелюхин не растерялся и воспользовался этим прикрытием. По полю бродили оседланные кони, и Алексей в мгновение ока поймал одного, вскочил на него и помчался галопом. Вдогонку ему неслись автоматные очереди, но он уже был неуязвим.
Мы, конечно, всего этого не знали. Товарищи только могли сообщить, что он жив, при посадке не разбился. Лейтенант Сапронов даже уверял, что видел его уже на своей территории, но наверняка никто
– Такого парня потерять! Такого парня! Начальник штаба Никитин и начальник связи полка
Носычев обзвонили все наземные части, расположенные в районе обороны Дальника. Летчика никто не видел.
Гнетущую обстановку разрядил сержант Худяков, дежуривший на вышке:
– Кавалерист на дороге!
Шестаков мгновенно взобрался на вышку и приложил к глазам бинокль.
– Он? - летчикам не терпелось услышать подтверждение своим догадкам.
– А кто же еще! - обрадовано произнес Шестаков. - Он, лихой наездник! Кто бы мог подумать, что он еще и кавалерист!
Вздымая клубы пыли, по дороге от леска мчался всадник! У самой штабной землянки он круто осадил коня, соскочил на землю и, одернув гимнастерку, звонким голосом доложил:
– Товарищ майор! Во время штурмовки вражеской кавалерии возле села Дальнин прямым попаданием зенитного снаряда вывело из строя мотор. Вынужден был произвести посадку вблизи нейтральной полосы. Самолет полностью вышел из строя. Самочувствие отличное, готов выполнять очередное задание!
– Готов-то готов... - сказал Шестаков, пожимая руку Алелюхину. - Да только на чем летать будешь? "Ишака" на мерина обменял?
Летчики взорвались хохотом.
Трофейного коня механики кормили несколько дней, потом под расписку передали артиллеристам майора Богданова.
Глава XII.
Нелетная погода
Утро обещало летную погоду, но правы оказались синоптики: к полудню с северо-запада потянулись набрякшие синие тучи, послышались раскаты грома, разразилась гроза.
Это был первый настоящий дождь за все сухое и знойное лето. Дышать стало легче, повеяло прохладой. Но на душе по-прежнему было тревожно. Под боком ухали тяжелые батареи, это вели обстрел артиллеристы майора Богданова.
Слава Богданова, пушкари которого нещадно громят врага, перешагнула линию фронта. Фашисты охотились за командиром артиллерийского полка, обещая за его голову крупную денежную награду. Однажды начальник штаба майор Никитин приехал к Богданову согласовать какие-то вопросы и оказался свидетелем любопытного эпизода. Разведчики привели в землянку командира полка пленного, младшего офицера, и он, узнав, что перед ним тот самый Богданов, в страхе попятился назад.
– Мы представляли Богданова каким-то гигантом с бородой до пояса, рассказывал пленный унтер-офицер, - с красным лицом и огромными ручищами... Нам говорили: кто попадет к русским в плен, берегись - Богданов одним ударом кулака на тот свет посылает!
Николай Васильевич ухмыльнулся:
– Да ведь мы не кулаками воюем, а пушками!
Что верно, то верно, крепко доставалось врагу от артиллеристов. Когда одна из стрелковых дивизий противника, поддержанная
Трудное положение создалось после выхода войск противника в район Большого Аджалыкского лимана. Враг получил возможность держать под обстрелом Одесский порт. Однако артиллеристы метким огнем подавили батареи противника и открыли нашим судам путь к причалам.
Мы часто завидовали нашим друзьям: ни туманы, ни ливни им не помеха, а летчики только и мечтают о погоде.
В тот ненастный день мы долго поглядывали на небо, ожидая прояснения. Но тучи ползли и ползли - угрюмые, равнодушные, им и дела не было до наших переживаний. Дождь все не унимался, а мы все звонили метеорологам. Но ничего утешительного они не могли сказать,
– Циклон перемещается с северо-запада на юго-восток, - передразнил кого-то Шестаков, бросая трубку. - Как будто нам от этого легче... Придется загорать, ребята. - Он тяжело вздохнул.
Шлепая по раскисшей траве, все поплелись в общежитие, Асташкин и Елохин тихонько перебранивались. Потом Аггей сказал:
– Ну что ж, не стоит киснуть. По крайней мере можно кое-что осуществить за время вынужденного безделья. Например, отоспаться - раз, написать письма - два, поиграть в шахматы - три, повысить интеллектуальный уровень путем чтения стихов...
Я жил тогда в Одессе пыльной.
Там долго ясны небеса...
продекламировал он.
– Ясны, ничего не скажешь, - ехидно вставил Маланов.
Но комэск не обращал внимания на его язвительный тон, он уже сел на своего конька: поэзия - его вторая радость, его увлечение. Стихи Пушкина, Маяковского, Иосифа Уткина, Александра Жарова у него под подушкой, в планшетке, в кабине самолета. И нам он часто предлагал в свободные минуты сборники стихов, а иногда и сам увлеченно и с подъемом читал любимых поэтов.
У входа в летную столовую, которая во время дождей была нам и клубом, Елохин сказал:
– Гляди, Череватенко, кажись, твоя родня! Худощавый пожилой мужчина в чесучовом пиджаке и клетчатой потертой кепчонке двинулся нам навстречу, и я с трудом узнал в нем своего тестя. С тех пор, как отправил семью, мы с ним так и не виделись. Петров был целыми сутками занят в своих железнодорожных мастерских, да и у меня свободного времени почти не выпадало.
Мы поспешили укрыться от дождя в помещение, и тут летчики тесно обступили старика, наперебой задавая ему вопросы, смысл которых сводился к одному: что делается в городе?
– Торгуют на Дерибасовской пивом? - выскочил никогда не унывающий Филипп Шумилов. На него шикнули.
– Не до жиру, быть бы живу, - горько пошутил Петров. - Какое пиво, воды не хватает...
Ведя напряженную жизнь, мы не очень хорошо были осведомлены о положении в городе. И теперь трудно было представить баррикады на улицах и площадях, пустующие парки и скверы, заколоченные крест-накрест двери магазинов, кафе, ресторанов. Все, кто не был занят на производстве, и стар и млад, работали на строительстве оборонительных сооружений. На улицах с шести вечера, кроме патрулей, никого не встретишь... Да, невеселая картина обрисовалась.