Небо Одессы, 1941-й
Шрифт:
За что нам так жестоко мстит Красная Поляна? - спрашивали мы друг у друга. Нет, предрассудки здесь ни при чем. Прав был Лев Львович, когда на партийном собрании говорил о дисциплине в воздухе, об осмотрительности. Увлекшись боем, нельзя забывать, что рядом враг, коварный и изворотливый, что он может появиться там, где ты его не ждешь,
В полку траур. Топольский был всеобщим любимцем. Кто хоть раз видел этого замечательного парня, общался с ним, тот уже не мог его забыть. Летать для Виталия было все равно, что дышать, жить. Казалось, он родился в сорочке летчика и самой судьбой ему предначертано стать отважным воздушным бойцом. Перед войной Топольский, будучи летчиком, исполнял еще
Виталию Тимофеевичу Топольскому было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Мы долго не могли смириться с мыслью о том, что потеряли его навсегда. В душе жила надежда, нам казалось, что вдруг однажды откроется дверь в общежитие, на пороге появится статный густобровый красавец и скажет:
– А вот и я, здравствуйте...
К нам часто приезжали шефы - рабочие и служащие предприятий и учреждений города. И на войне бывают маленькие радости. Женщины привозили нам шерстяные носки, связанные собственноручно, носовые платки, трогательно расшитые кисеты, портсигары.
Особенно радовали нас концерты самодеятельности. После каждого такого посещения шефов мы ощущали прилив новых сил, которые были так необходимы в эти тяжелые дни.
Однажды у нас гостила делегация со швейной фабрики имени Воровского. Смешливые девушки окружили нас, интересуются, бывают ли после полетов танцы.
– А как же! - восклицает лейтенант Павел Эсаулов. - Двадцать четыре часа в сутки летаем, остальное время вальсируем!
Девушки заразительно хохочут, хотя по всему видно, что живется им несладко: усталые, бескровные лица, И только в глазах искрится задор. Алибек Ваниев приносит наш старенький патефон, осторожно накручивает ручку, и вот уже звучит в столовой модная песенка:
Эх, Андрюша, нам ли быть в печали,
Не прячь гармонь, играй на все лады...
Кружатся пары, слышны шутки, смех. Война на время отодвинута в сторону, жизнь берет свое.
Эсаулов водружает на столе огромный арбуз, приглашает отведать.
– На моей родине, - балагурит он, разрезая на части эту чудо-ягоду, арбузы выращивают весом до сорока килограммов. А что уж сочные, сахаристые и не передать, только нож поднесешь, сразу разламывается на две половины...
Девушки устремляют на него восхищенные взгляды. Пашка, чувствуя себя в центре внимания, продолжает тараторить.
– А слышали вы, что произошло в одном полку? Прелюбопытнейшая история! Спрашивает адъютант своего командира: "Разрешите, говорит, ночью за трофеями сходить? Тут поблизости такой баштан роскошный, что просто грех давать добру пропасть! Арбузы, говорит, что моя башка!" А того не сказал, что баштан на территории, занятой противником. Ну, а командир ему - иди! Днем, конечно, туда не сунешься, пошел адъютант ночью, товарища с собой прихватил. Долго шарили они в темноте, покрупнее выбирали... Утром майор вызывает своего помощника и спрашивает, где же обещанный арбуз. Адъютант говорит: сию минуту доставлю. И приводит командиру рослого детину, солдата, значит, гитлеровского, мы, говорит, его на баштане и сцапали. Тоже хотел колхозным добром полакомиться! Смеху было... Но майор был рад, конечно. Кто "языку" не обрадуется!
И снова шутки, смех! Но вдруг все разом замирает. Воздушная тревога! Ярким пламенем вспыхивает и тотчас же гаснет ракета.
– На старт!
Минут
– Подъем, товарищ старший лейтенант, подъем! - грохочет над ухом дежурный.
За чаем в столовой обмениваемся новостями. На участках 451-й и 95-й дивизий противник проявляет активность. Ведет артподготовку, видимо, замышляет новое наступление. Грохот орудий становится все сильнее.
В столовую влетает заместитель начальника штаба полка Богач:
– Четвертая, кончай бал! На выход!
Елохин резко поднимается, поправляя планшетку. Выскакиваем на улицу. Сейчас нас десять вместе с командиром и комиссаром эскадрильи, четырех потеряли, один ранен. Командир полка перед вылетом обращается к нам со словами:
– Давайте честно, ребята: кто не успел выспаться, кто неважно себя чувствует - два шага вперед...
Никто не двигается с места. Понимаем: если уставших ночников подняли раньше обычного, значит, происходит что-то серьезное.
– Лейтенант Королев! А ты что-то пасмурный сегодня... Может, отдохнешь? - настаивает Шестаков.
– С какой стати? Что я - хуже других? Порядок... - обиженно говорит Иван.
Шестаков начинает объяснять задачу. Старается казаться бодрым, но мы видим, что сам Лев Львович еле держится на ногах. Осунулся, постарел, под глазами темные круги... Глядя на него, не скажешь, что ему едва исполнилось двадцать пять.
Снова на Сухой Лиман, это рядом, три минуты лету. Не успеешь набрать высоту, а уж под крылом чернеет вода. С высоты тысячи метров перед нами открывается панорама боя. Южный берег лимана и все видимое пространство до самого моря напоминает кипящий котел. Стреляют танки, орудия, минометы, по ним ведут огонь с северного берега наши батареи.
Проходят столетия, а война по-прежнему всегда страшна. "Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой..." описывал Лермонтов Бородинский бой. И вот он сейчас под нами, такой же бой, и не только в одном месте. Стонет родная земля, дрожит от гнева и возмущения. Но никогда и никому не поработить ее!
Мы строим так называемую "карусель" и бомбим танки, скопления живой силы. Затем на бреющем прочесываем траншеи. Нас поливают зенитным огнем. Под градом снарядов и пуль вывожу машину из пике и вижу: Елохин подает сигнал, надо уходить. Пока мы разворачиваемся, шестерка "мессеров" спешит на помощь своим наземным частям. Зенитки прекратили пальбу, боясь угодить в своих. Некоторое время кружим в небе: враг хитер, не вступая в бой, берет на измор, ждет, пока мы израсходуем боеприпасы, пока закончится горючее. Тогда Елохин принимает решение навязать противнику бой, тем более, что мы в большинстве и можем рассчитывать на полный успех (если только снова не заговорят вражеские зенитки...). Вот пошли в стремительную атаку Алелюхин и Тараканов, и один вражеский самолет разваливается в воздухе. Мы в паре с Королевым вогнали в землю второго фашистского стервятника. "Нет, не бывать вам хозяевами нашей земли!", - шепчут мои губы.
Домой возвратились без потерь. Приходим в штаб доложить о выполненном задании, а тут нас ждет приятная весть. Начштаба Никитин читает только что полученную телефонограмму:
"Умело штурмуя живую силу, обозы и транспорт, подавляя систему огня противника, летчики вашего полка содействовали частям дивизии в выполнении поставленных задач. Личный состав дивизии выражает красноармейскую благодарность своим лучшим друзьям - летчикам. Вы действительно работали и работаете прекрасно. Ив. Петров."