Небо в алмазах
Шрифт:
Давно уже такого не было – он проспал до одиннадцати. Не дрыхнул «без задних ног», а мирно спал – как младенец, как агнец божий, как невинная девушка. Спал без снов, без страха и упрека…
Утром захотелось сделать что-то хорошее, что-то правильное. Он решил на завтрак сварить овсяную кашу. Это будет маленький подвиг… Почему всё полезное так противно, а всё вкусное – наоборот?
А еще Арсений решил сделать зарядку или утреннюю пробежку на свежем воздухе. Он слышал, что за бугром многие миллионеры ведут здоровый образ жизни. Пора и ему привыкать…
Он
С горящими глазами Арсений протянул хозяину его ученые записки, схватил стул, поставил его под подвальным оконцем, сел и стал наблюдать… Вот Ромашкин в полном восторге листает тетрадку – обалдел от счастья! Вот он мечется между своих приборов, поправил часы, наклонился к тумбочке, схватил с кровати куртку и рванулся к двери…
Выбегая, Ромашкин с силой захлопнул дверь и сразу же придавил её доской, одной из тех, что после ремонта валялись в коридоре. Один конец дубины уперся в плинтус и это заклинило вход намертво… Теперь можно не торопиться – четыре минуты у него точно есть.
Он подошел к лестнице, собираясь подняться наверх, но оттуда на Ромашкина надвигались двое. Два звериных и до боли знакомых лица. Две рожи!
Попытка прорыва не удалась – ударом в челюсть Федя отбросил изобретателя на грязный пол подвального коридора… Сознание он не потерял, но все затуманилось, поплыло, как в замедленном кино… Вот Федор отбросил доску и распахнул дверь… Арсений выбежал и полез обниматься… Виктор крикнул что-то нецензурное, схватил за грудки хозяина дома и шмякнул его темечком о косяк…
Окончательно Ромашкин пришел в себя, когда Федор привязал его к стулу и нащупал в воротнике куртки что-то твердое.
– Смотри сюда, шеф! Здесь две горсти алмазов зашито. Это он, гнида, у нас воровал…
Совершенно машинально Ромашкин взглянул на будильник и заорал диким голосом – до взрыва оставалось чуть больше минуты.
Можно успеть! Надо только сообщить, как это отключается… Он собрался крикнуть: «Бомба», но Федя оказался проворней – на первом же слоге он впихнул в пасть Ромашкина четверть вафельного полотенца… А потому, что не надо орать! Федор считал, что лучше работать без крика и лишней крови – красиво и интеллигентно.
Ромашкин в последний раз оглядел комнату… Арсений лежал на кровати и мычал, приходя в себя… Виктор и Федор нависли над тумбочкой, вспарывая воротник куртки… Часы стояли на полочке и тикали.
На будильнике не было секундной стрелки и точное время определить невозможно. Непонятно, сколько осталось – десять секунд или двадцать?
Интуиция подсказала Шурику, что бомж, стоящий на крыльце, не совсем бомж. Раз у дома Арсения Хрекова собрались все участники событий, то по логике жизни должен был появиться и последний субъект – тот самый миллионер из Голландии с дурацким именем.
– Послушай, Сытин… Это Ван Гог?
– Ван Гольд!
– Какая разница? Важно, что он из Амстердама…
Шурик выше прежнего поднял руку и через секунду дал отмашку с криком: «Вперед, орлы»!
Орлы вскочили с мест, и скрип отодвигаемых стульев слился с грохотом в доме Арсения.
Особняк подпрыгнул, но устоял… Изо всех окон первого этажа наружу полетели стекла, рамы, зановесочки… Входная дверь сорвалась с петель, ударилась в бомжа и вместе с ним спланировала на клумбу.
Когда все скатились вниз и прорвались к дому, на втором этаже послышался звон выбиваемых стекол. В решетку просунулось испуганное и счастливое лицо Оксаны:
– Я здесь! Я жду вас! Спасайте меня, Егор, спасайте…
Шурик попытался спуститься в подвал, Егор поскакал наверх, а все остальные сгрудились около вполне живого Пауля. Верочка и Анна стряхивали пылинки с ювелира, перевязывали платочками ссадины и говорили ласковые слова. Это было приятно, но счастье Ван Гольд испытал, когда к народу вышел Шурик Сухов:
– Все, ребята. Полный привет… Четыре трупешника внизу. Арсений, Виктор, Федор и еще кто-то к стулу привязанный.
– Ромашкин?
– На нем не написано… Там у них баки и трубочки. Или самогон гнали, или наркотики… Влип я по полной программе. Режиссера надо выпускать, а кого вместо него судить?
Самым счастливым был, пожалуй, Милан Другов. Он даже переспросил Шурика о состоянии Виктора и Федора. Ответ был грубый, но точный: «Мертвы! Мертвее не бывает»… Это счастье, когда такое слышишь о своих мучителях. Нет, по-христиански их жаль, а по-человечески – приятно.
Егор с Оксаной задержались наверху… Они спустились так чинно и торжественно, что хоть играй марш Мендельсона.
Эпилог
Новую пьесу читали прямо на сцене… Семен Маркович вчера утром вышел на свободу с чистой совестью и с кучей творческих планов.
Плохо побритый, еще пахнущий камерой, он ворвался в театр, собрал всех и объявил о двух новых постановках. Главную роль в первой пьесе должна была играть Верочка Заботина, а во второй – она же. И так будет всегда, пока театром руководит он – Семен Турищев!
Причина этого демарша была проста – перед освобождением Шурик Сухов сообщил, что это она, Верочка, почти два месяца, рискуя жизнью, искала настоящего убийцу. Без её подвигов сидеть бы режиссеру лет десять на Колыме… А еще Шурик поведал, что завел дело по квартирному мошенничеству. Вскоре ювелир Чуркин сядет, а Верочка получит назад свою комнатку на Арбате. Ту, в которой такой романтический вид из окна.
Это было вчера, а уже сегодня артисты читали по ролям новую пьесу. И не в кабинете Турищева, а прямо на сцене. И не усевшись в кружок, а в движении, находя правильные места для каждой реплики… Семен торопился! Надо успеть выдать шедевры, пока не остыла желтая пресса, смакуя его арест и освобождение.