Небо в огне
Шрифт:
– Она!-сказал Романов.- Провалиться мне на месте!
– Пожалуй, - согласился я.- Но тогда была надпись по-русски: «Детский мир!»
– Все равно она!- сказал Романов.- Пойдем, посмотрим! Там должны остаться следы от русских букв.
Мы подошли. Вывеска была старая, с мелкой сетью трещин, выступавших из-под позднего слоя красок. И, действительно, под арабским шрифтом виднелись слабые очертания русских букв.
Мы переглянулись.
– Надо же такое! Старая Ташкентская знакомая!
– Значит,
– воскликнул Романов и шагнул к двери маленького магазинчика, с выставленными на витрине запыленными игрушками из папье-маше.- Сейчас мы спросим у него, зачем он это сделал!
– Нет, погоди!
– остановил я его.- Погоди. Дай опомниться. Давай-ка вспомним, как все это было. Ведь восемнадцать лет прошло!
…Хозяин магазина игрушек «Детский мир», -высокий горбоносый персианин, проводив покупательницу, сладко потянулся и вопросительно посмотрел на нас с Ванюшкой, вот уже больше часа отиравшихся у прилавка.
– Ну, чиво нада?-спросил он и моргнул крупными добродушными глазами.- Дэньга ест? Нэт дэньга?! Иды!…
Ванюшка, как бы не расслышав вопроса продавца, тихо сказал:
– Погляди-ка, что это там такое?
Я посмотрел по направлению вымазанного чернилами пальца и удивленно выпучил глаза.
Вот уже три месяца, как мы ежедневно, возвращаясь из школы домой, заходим в этот единственный в Ташкенте магазин детских игрушек с привлекательной вывеской: на зеленом поле оранжевый заяц, надув щеки, изо всех сил дудит в трубу. Из трубы вместо звуков вы летают два слова: «Детский мир».
Магазинчик маленький, но сколько в нем всяких игрушек! Мы изучили их все наизусть. Знали, где какая лежит, назначение и цену, но эти, какие-то странные разноцветные картонные трубочки с камышинками, видели (впервые.
Вкрадчиво спрашиваю:
– Дядя Ахмед, что это такое?
Ахмед покосился на полку, снова зевнул и, махнув рукой с длинными волосатыми пальцами, лениво сказал:
– А! Иды! Дэньга нэт, вси равна нэ купышь! У меня были деньги, но они предназначались для покупки тетрадей. Два тяжелых медных пятака, ежесекундно напоминая о своем присутствии, приятно оттягивали карман.
Новые игрушки очаровали меня и, по всей видимости, были недорогие. «Куплю!» - решил я и потряс карманом.
– Есть деньги! Сколько стоит?
– Пить капэк!
– ответил Ахмед.- Вози ешь? Сколько дать?
– Д-две!-заикаясь, сказал я, с трудом проделав в уме сложные арифметические подсчеты.
Ахмед взобрался с ногами на скамью и вытянул из толстой связки камышинок две трубочки.
– Дэржи!
– сказал он.- Ха-ароший сурпрыз в новый год устроишь.
Я положил на прилавок пятаки и жадно схватил покупку.
– А что это, дядя Ахмед?- спросил я, рассматривая аккуратно завальцованные с обеих сторон, ярко раскрашенные трубочки.
Ахмед не торопясь подобрал пятаки,
– Комнатный ракэт. Панымайшь? Пустой путылка вазмэшь, да? Камышинка вставышь, здэс футулок зажгешь… патом узнаишь, что будэт.
– Комнатный, говоришь?
– озадаченно спросил я.- В комнате пускать?
– Комнатный, комнатный!-замотал головой Ахмед.- Новый год пустышь, папа с мамой радоваться будут. Иды!
Декабрь старого, 1925 года, как бы жалея об утраченной молодости, долго сыпал дождем на серые деревья, на глинистое месиво дорог, на грядки огородов, с торчавшими капустными кочерыжками, а в канун Нового года вдруг расщедрился и повалил густыми хлопьями снега. К вечеру все вокруг стало по-праздничному чисто и нарядно.
Я прибежал со двора, вспомнил про свои ракеты и, дождавшись, когда мать вышла из комнаты, полез за ними под кровать. Ракеты лежали в небольшом фанерном ящичке среди многих, очень нужных мне вещей: обломков велосипедных спиц, старых грамофонных пластинок, гаечек и гвоздиков.
Вынув камышинки с картонными трубочками, я любовно вытер с них пыль и стал рассматривать место, где поджигать, но услышав чьи-то шаги за дверью, проворно сунул ракеты под одеяло. Тревога оказалась напрасной: на пороге стоял Ванюшка, причесанный, умытый.
Новый год встречали вместе. Мы сидели на корточках перед ящиком, поставленным в углу, пили по очереди из бутылки лимонад и закусывали пирожками с капустой.
За столом у взрослых было шумно. Все говорили разом, стараясь перекричать друг друга, спорили о чем-то, курили. О приближении Нового года мы узнали по звону стаканов и по дружным восклицаниям взрослых:
– Давайте, давайте готовиться! Новый год подходит!
Я выхватил из-за пазухи приготовленные для этого случая ракеты, взял пустую бутылку из-под лимонада, поставил ее возле стены и опустил в горлышко камышинку.
– Как, обе сразу пустим или по одной?
– зашептал Ванюшка.- Давай сразу, а? Вот будет здорово, а?
– Нет, - сказал я.- Сразу обе - жирно будет. Мы по одной. Ну, давай объявлять.
Мы взялись за руки, встали лицом к пирующим и только хотели объявить о предстоящем «гвозде программы», как гости разом поднялись, зазвенели стаканами, закричали:
– С Новым годом! С новым счастьем! Урр-р-а-а!… Ванюшка безнадежно махнул рукой:
– Пустое дело! Не слышат. Валяй так.
Я опустился перед бутылкой на колени, вынул коробок из кармана, чиркнул спичкой. Тонкий серый фитилек, похожий на мышиный хвостик, загорелся сразу. Шипя и разбрызгивая мелкие искры, он быстро укорачивался. Вот огонек, мелькнув в последний раз, скрылся внутри картонной трубочки. Я инстинктивно попятился назад: «Что-то будет?!» - мелькнуло у меня, и в ту же секунду трубка сердито зашипела, пыхнула дымом и…