Небо в огне

Токацин .

– Хссс! Это доспехи, Алсек, - шевельнул хвостом иприлор. – Шкуры в два слоя, внутри – тростник. Холодно у нас весной… Ну да пусть его. Ты что думаешь, Алсек? Что замыслил на весну?

Изыскатель вдохнул запах тамариска с дальних дюн и покачал головой.

– Очень много дел, Хифинхелф. Столько, что впору разорваться. Дожди

идут, а мы уже строим. Месяца не пройдёт – уже Пробуждение, и сыновья Солнца прилетят в город, а у нас такой разгром. А в Раймалте вернутся почтенные ликвидаторы, будут смывать с Кештена этот жуткий пурпур и жечь кости – и я, если позволит почтеннейший Гедимин, поеду туда, провожу умерших в Кигээл. А там уже гон у куманов, и пора сеять, и… Даже к Янреку сходить некогда. Не знаю, Хиф, выберусь ли я в пустыню хоть на день.

«Но я придумаю что-нибудь,» - пообещал он про себя, сжимая пальцы в кулак. «Непременно придумаю. Все несчастные мертвецы, все нээр’иси найдут покой…»

– А ты на Дни Солнца не останешься? – спросил Алсек поспешно – взгляд ящера показался ему встревоженным.
– Не бойся, никого, кроме кумана, жертвовать не будут.

– Хэссс! – высунул язык Хифинхелф. – Да, работы хватает. Мне тоже прохлаждаться не позволят, хоть я и старейшина. Нет, Алсек, не останусь. У нас там свой гон.

Что-то зашуршало за окном не в такт ветру и ударам завесы о стену, и ящер насторожился, а спустя мгновение метнулся на лестницу. Алсек услышал, как хлопнула крышка люка.

– Хаэ-эй! – окликнул он ящера. – Что такое?

– Ящерицы прилетели, - Хифинхелф, отряхиваясь, вернулся в комнату. – По старой памяти лезут в окна, а там замазано. Это всё твои письма, Алсек, я даже и смотреть не буду.

На его руках сидели, цепляясь за широкие браслеты когтями, ящерки-отии. Каждую из них впору было выжимать – вода с крыльев текла ручьями, и привязанные к брюшкам тростниковые трубки разбухли от влаги.

– Хвала богам, что их не

посмывало! – Алсек, отвязав последнее послание, протянул Хифинхелфу плошку с остатками завтрака. – Ты покорми их, Хиф, и пусть повисят под крышей. Сегодня погода нелётная.

Значки на тростниковых трубках не смог смыть даже ливень, и жрец читал их и задумчиво усмехался. «Согва Уру! Интересно, склеил ли он череп почтенного предка? Обещал, точно помню… Зген всесильный! Послание от сыновей Солнца?! Золотой волос на трубке… даже два?! Нет, это без Атауску открывать не буду…»

– Там не от Ахмера послание? – вернувшийся Хифинхелф протянул лапу за письмом. – Дай мне, это я хотя бы прочесть смогу. Эти ваши узелки… Хссс!

– Смотри, не вычитай, что снова всходит Кровавое Солнце, - нахмурился Алсек. – Одного лета в его сиянии – вполне достаточно.

– Хэссс, - махнул хвостом ящер. – Как взойдёт, так и сядет. Гедимин постарается. Сарматы – они такие… А там шшто за пузырь?

На циновке среди запечатанных трубок лежал округлый стебель, не то плод, заткнутый глиняной пробкой. Алсек вытащил её, встряхнул «пузырь» и растерянно мигнул – на ладонь ему выпал кожистый лист, испещрённый письменами, а следом – привязанные к листу цветные нити. Изыскатель расправил их, с замирающим сердцем вглядываясь в чёткие значки Кельки и неумело связанные узелки. Разобрать послание было непросто – вязавший его не освоился ещё с нитями, часто натягивал их невпопад и запутывал не к месту. Алсек ощупал их – и, не сдержавшись, крепко сжал в кулаке.

– Шшто там?! – вскинулся Хифинхелф, едва не выронив письмо.

– Прислонись к стене, Хиф. Опирайся на неё крепко, - прошептал жрец. – Здесь послание от Аманкайи – с Дальнего Юга. От Аманкайи и от Нециса Те’таалана…

Комментарий к Эпилог

Весенние ливни, город, отмытый от пепла и крови.