Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
— Позже не мог прийти? — сказала она, пропуская Алексея и снова взявшись за замок. — И еще без ключей. Не стыдно? Людям чуть свет на работу.
Пока он раздумывал, Аня уже затворила вторые двери и, все так же запахнутая, заспешила по коридору, кинув на прощанье:
— Спокойной ночи.
Алексей вошел в комнату. Слышал, как по соседству щелкнул замок. Потом легко скрипнула кровать и все стихло.
— Видали, потревожил! — сказал он вслух, ни к кому не обращаясь. — Не выспятся они, труженички!.. Человек, может, три года не спал… Вас бы туда на недельку… Имею полное право. Идите вы все…
Баяв
— А вот возьму сейчас и выдам боевую тревогу на всю железку! Поглядим, как выскочите! На что способны, кому Родина обязана, а?
Он уже потянулся к футляру, но только махнул рукой. А ну их, все равно не поймут… Скажут, пьяный. Какая им тревога… Эх, не знаете вы Алексея Поморцева!..
А каким он был!
Не было в их роте, а возможно и во всем батальоне, везучей Лешки Поморцева. Не только что кореши, но и командование прочно уверовало в его неуязвимость. Сколько товарищей полегло, сколько эвакуировали в госпитали, а Лешке все нипочем. Посылали его в разведку чуть ли не через день. Ходил и за "языками". С добычей возвращался или пустой, а всегда целый. С утра, где бы ни побывал, начищал свою форму, надраивал медные пуговицы, так что можно было подумать — из блиндажа ему прямо в патруль по городу. И брился он, свисти не свисти над головой снаряды, каждый божий день. Нет горячей воды — пойдет и холодная, не беда. Зеркальце всегда отыщется. Нет его, так и в снарядную гильзу поглядеться можно. А бритва в любом боевом снаряжении при Лешке.
Ребята — теперь сухопутные морячки, — хоть и сами старались не терять моряцкого вида, посмеивались: "И куда ты, Леха, внешность свою надраиваешь? Сад Госнардома нам пока не светит". А Лешка, между прочим, был первым парнем не только в батальоне.
Появилась у них на "пятачке" санинструктор Клава Клепикова.
Невысокая, тоненькая — перетянута ремнем, будто и совсем нет никакой талии. Нос с задорной курносинкой, а глаза черные, быстрые. Смеялась, словно не в пекло к ним ее прислали, а в тихое приятное местечко. Может, и трясло ее от страха, только она того не показывала. Отзывалась на любую просьбу. Бегали к ней палец перевязать или еще за чем-нибудь. Внимательная была до удивления. Пришла к ним с русой косой за плечами, но потом остригла и положила в свой вещмешок: оставила на память.
Был у Клавы небольшой и приятный голос, за что ребята ее называли "нашей Клавочкой", намекая на любимую на всем флоте Клавдию Шульженко. Устраивали они с Алексеем где могли концерты. Он научился играть, сдерживая звук баяна, чтобы не мешать ей петь. Ну а когда Клава умолкала, тут уж и он давал волю своему инструменту. В общем, неплохо у них получалось.
Но концерты концертами, а как только прибыла в роту санинструктор Клава Клепикова, Алексей и минуты не сомневался — для его радостей объявилась девчонка. Он даже торопить события не стал. Так, покрасуется, подбросит ей словечко-другое с шуточкой и будто забыл про Клаву. Был у него такой проверенный способ завлекать девчат, который до тех пор срабатывал без осечки. Ну а Клава… Клава будто бы воспринимала по-должному и ждала своего часа.
И час такой пришел.
— А что, не нравлюсь? Лучше у тебя есть?
— Не время сейчас, — ответила. — Теперь не время…
Он смеялся.
— Какое же тебе нужно время? Может, у нас его потом и вообще не будет.
— Ну и что же, — упрямо отвечала, — если и не будет. А теперь — война. Видел, что в Ленинграде делается?.. Нет, ни о чем таком и думать не время.
Лешка рассуждал иначе. При чем тут война? Жизнь из-за нее остановилась, что ли? Наоборот, нужно пользоваться, пока цел. Но события и тут форсировать не стал. Решил — дойдет все само по себе, сложится, как ему хочется.
Но что-то не складывалось. Шло время, улыбалась ему Клавочка, пела под баян песни про "огонек" и прочие, и не больше.
И тогда Алексей отважился действовать по-своему. Пришла, решил, пора. Знал он, что женщинам нравится напор, против которого трудно устоять.
Опять-таки, как когда-то, настал момент, когда остались они вдвоем. Лешка смело облапил Клаву и с ходу спился в розовые, теплые губы. Рассудил так: все, кончено, моя!
Только получилось не по его желанию. Вырвалась Клава из его объятий и засветила Алексею оплеуху. Крепко засветила. Неизвестно, откуда в ней взялось столько силы. Умела, значит, защищаться.
Отпрянула она подальше.
— Ты что, с ума сошел, гад?!
Лешку как из ушата холодной водой.
— Это я гад?!
С искренней обидой сказал. Действительно, что же это она за такие-то пустяки его "гадом", как последнего… Только увидел Клавины глаза и сник. Столько в них было яростного возмущения и обиды, что лихости Лешкиной будто не бывало. Однако он сразу же собрался и с деланным безразличием бросил:
— Видали, принцесса. Знаем таких, знакомились… Не хочешь — и не надо. Страдать не станем.
С тех пор у них все разладилось. Вроде бы и перестали замечать друг друга. Одиноко играл баян в блиндажах, но не пела под него Клава. Для неосведомленных был у нее короткий ответ: "Не до того мне сейчас". Разошлись они как в море корабли. Словно ничего и не было между ними. Хотя, вообще-то, и в самом деле ничего не было. Да нет, не так уж чтобы совсем ничего. Замечал Алексей, как радостно блестели Клавины глаза, когда он целехоньким возвращался после ночных поисков. Неспроста же это. Значит, ждала, беспокоилась. Может, и не спала до утра.
И насчет того, что страдать не собирается, — врал. Не по себе было с тех пор, как она его отрубила. Казалось, все наблюдали его позор и сделался он посмешищем на весь батальон морской пехоты. Чтобы как-то защитить себя от этого, стал Алексей хорохориться, делать вид, что ему это все ни к чему. Начал он отпускать в сторону санинструктора разные колкие шуточки. Бывали и такие, что она, может быть, от них и плакала, только никто этого не видел.
Но кончилось совсем не смешно, да и вовсе не так, как мечталось Алексею.