Небо зовёт

Коновалов Александр Яковлевич

В число обязательных дисциплин, как уже было сказано, входили: приёмы рукопашного боя, основанные на элементах борьбы дзюдо, каратэ, самбо, работа на переносной радиостанции (рации), овладение разговорной немецкой речью, знание и практическое применение всех видов стрелкового и холодного оружия, как отечественного, так и зарубежного производства, и конечно же достижение высокого уровня общей физической подготовки.

Основы конспирации, психологии, шифровального и подрывного дела изучались ознакомительно. Что касалось нас, медиков, то четыре–пять часов в неделю мы занимались своим любимым делом. Акцент делался на полевую хирургию с использованием практических советов великого хирурга Пирогова. После доско–нального изучения анатомии человека и всех его систем и органов, делали несложные операции на муляжах. Трижды за время учёбы побывали в морге районной больницы, где принимали участие в расчленении человеческого тела, и в «живую» увидели все жизненно важные внутренние органы. Не могу сейчас сказать почему, но за семь месяцев учёбы в разведшколе я получила знаний и практических навыков больше,

чем за все предыдущие годы в училище. Возможно этому способствовали факторы ответственности и страха за жизнь, боязни оказаться неумёхой в сложной экстремальной ситуации, к чему нас и готовили. Наивно полагать, что учили нас только лечить и спасать. Главная цель разведчика — сбор ценной информации. Так вот, мы, медики, должны были уметь применять психотропные препараты и при необходимости их использовать. Самым трудным упражнением в физическом плане был вынос раненого бойца с поля боя. Нам, «санитаркам», собственный вес которых не превышал пятидесяти килограмм, надо было под «обстрелом», не поднимая головы, по–пластунски протащить волоком по земле сорока килограммового «бойца», изготовленного из опилок и песка, на расстоянии тридцати метров. И без того задание было сверхсложное, но это нужно было сделать ещё и на время. Кроме зачётов, по этому упражнению проводились и соревнования, дистанция была разбита на десять этапов, и каждая участница должна была преодолеть дистанцию в шесть метров с максимальной скоростью. Победители получали переходящий вымпел и почётные грамоты. Такие эстафеты проводились один–два раза в месяц при любой погоде. Особенно тяжело было выполнять это упражнение в осеннюю и весеннюю распутицу. Не менее изнуряющими были постоянные марш–броски и кроссы. К кроссам в спортивной форме мы уже привыкли и без особого напряжения бегали на три, пять километров, и выполняли нормативы на «отлично». Значительно сложнее было бегать марш–броски. В вещмешки, имитирующие рации, вкладывали груз двенадцать килограмм, плюс противогаз, санитарная сумка — ещё пять кило. И вот, со всем этим снаряжением бежать «собачьей рысью», можете себе представить, какое это «удовольствие». Прибегали к финишу полуживые, но через пятнадцать–двадцать минут, отдышавшись, снова шли на занятия. Суворовский принцип: «Тяжело в учёбе, легко в бою» использовался тут повсеместно. Даже в «критические» дни девушек от таких занятий не освобождали. После таких физических и умственных нагрузок девчата болели, и наш школьный лазарет никогда не пустовал. К штатному медперсоналу санчасти в качестве практиканток прикрепили нас, будущих фельдшериц. Один раз в две недели, согласно графику, мы заступали на суточное дежурство по лазарету. Там, разговаривая с больными однокурсницами, я многое узнала. И то, что привлечены на учёбу девчата были из десятка различных городов и посёлков страны, и про узкую специализацию каждой отдельно взятой группы, и про то, что все без исключения девчата занимались серьёзно физкультурой и спортом.

Основной инстинкт

В декабре зима окончательно вступила в свои права. За месяц снежный покров составил не менее метра. Работы и у нас прибавилось. Кроме исполнения обязанностей истопников, пришлось самим очищать от снега дороги по городку и огромную территорию строевого плаца. Отработав два–три часа на «снегу», занятия в тёплых уютных классах казались вершиной блаженства и комфорта. Однако двадцатиградусные морозы и снежные заносы не влияли на занятия и тренировочные процессы. Мы встали на лыжи. Теперь кроссы и марш–броски совершали на лыжах, но одного руководство не учло, что не все девушки умели ходить на лыжах. Пришлось инструкторам собирать «неумёх» в отдельную группу и учить технике лыжного бега. Систематические тренировки духа, ума и тела сделали своё дело. Казалось бы, сумасшедшие двенадцатичасовые нагрузки просто невозможно выдержать, а теперь стали как нечто обычное, нормальное, и не вызывали ни ломоты в теле, ни страха, ни усталости. Всё–таки удивительное это существо — человек, а в особенности женщина. Даже в невероятно сложных жизненных условиях её не покидают мысли о любви, семье, детях. Основной инстинкт, являющийся главной движущей силой жизни всего живого на земле, и тут постоянно напоминает о себе.

Как–то после Нового года, который, кстати, прошёл тихо и незаметно, дежурила я в санчасти. В лазарете пациентов было много, так что работы и штатным медикам, и нам, практиканткам, хватало. На больничную койку девчата обычно попадали по мелочам. Чаще из–за простудных заболеваний, реже из–за мелких травм, растяжений, вывихов, потёртостей. Так как дежурили мы по суткам, я всех «разведчиц» знала в лицо и по именам. Они со мной были откровенны и часто делились своими девичьими секретами. Все они были милыми, женственными, приземлёнными, ну никак их невозможно было представить в той роли, какую им готовят. И на этот раз, заступив на смену, обошла всех больных, перекинулась приветствиями, изучила график приёма лекарств и процедур и приступила к их выполнению. Кому–то дала лекарство, кому–то сделала укол, кому–то поставила компресс или перевязку. Словом, делала то, чтобы больных скорее поставить на ноги. Одна девушка поступила в санчасть с подозрением пищевого отравления. Её всё время тошнило, были позывы на рвоту, мучило головокружение. Она совершенно не принимала пищу. Ещё до обхода врачей я подошла к ней и завела разговор. Спрашивать о самочувствии было просто некорректно, так как и без того было видно, как она мучается. Я её спросила:

— Галь, ты кроме казённой пищи, ничего не ела?

— Нет, конечно, откуда, что тут возьмёшь?

— Буфет работает, и кто имеет деньги, может позволить себе что–нибудь вкусненькое.

— Буфет

для преподавателей и обслуживающего персонала, а нам же деньги не платят, ты это знаешь. Мне кажется, у меня это не от отравления, а по другой причине.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне страшно признаться врачам и, тем более, руководству школы, но никуда не денешься, шила в мешке не утаишь. По–моему, я беременна.

— А что же ты всё это время молчала?

— Я догадывалась, а полной уверенности не было.

— А кто отец твоего будущего ребёнка?

— Лейтенант из взвода охраны. И совершили мы с ним всего лишь один раз и вот, поди ж ты…

— И какой срок беременности?

— Ну вот, считай, четвёртый месяц.

— И что будешь делать?

— Буду рожать. Думаю, что меня отпустят домой. Сейчас обо всём расскажу главврачу, но что бы он ни посоветовал, буду настаивать на своём.

— Что ж, дело твоё, только об этом надо было сказать раньше.

— Если бы я сказала раньше, то наверняка меня бы заставили сделать аборт, а сейчас уже поздно и я надеюсь, что мне позволят стать матерью. А тебя я прошу об одном, не говори, пожалуйста, про лейтенанта, а то и он может пострадать, ведь он мне сказал, что любит и будет на мне жениться.

— Начальство конечно будет недовольно, но раз решила, делай как знаешь, и сейчас же на обходе расскажи главврачу о своей «болезни».

— Мне как–то неудобно ему об этом говорить. Я прошу тебя, расскажи ему всё, что знаешь, и объясни, что это случилось не в школе, а ещё на «гражданке».

Я согласилась, зайдя в его кабинет, объяснила ситуацию. Вначале он возмутился, а когда узнал, что «грех» совершился в последний прощальный вечер, успокоился и принял мою информацию к сведению.

Как ни странно, этот инцидент прошёл тихо, без огласки и обсуждения. Прямо из санчасти ночью её тайно вывезли из лагеря неизвестно куда. О том, как сложилась судьба будущей матери и её ребёнка, несостоявшейся разведчицы, едва ли кто узнает, так как надвигающаяся гроза очень скоро, подобно гигантской дьявольской мельнице, перемелет миллионы человеческих жизней, и оставит после себя многократно большее число искалеченных судеб.

Наша подруга одна из всех откликнулась на зов основного инстинкта и пошла естественным путём, путём продолжательницы рода человеческого. Я её не осуждаю.

Ночной разговор

Хотя случай с беременностью с одной из наших подруг не афишировался, в школе об этом узнали все. Видно он и дал толчок мысли некоторым девушкам любым способом оставить эту школу. Таинственным способом девчата стали заболевать такими хворями, которых до сих пор не было и в помине. Это подозрение на туберкулёз, падение остроты зрения и слуха, язва желудка и другие напасти. Так или иначе, до конца учёбы руководство вынуждено было комиссовать шестерых курсанток из–за невозможности доказать, настоящая это болезнь или мнимая. Между тем, время шло, и к концу подходило наше вынужденное заточение. Тёплые лучи солнца и звонкая капель возвещали о приближении весны. Сердце наполнялось трепетом и радостью оттого, что скоро закончится весь этот кошмар и начнётся нормальная человеческая жизнь, где будут и встречи, и любовь, и ожидание чего–то большого и радостного. Мне казалось, что за эти месяцы я настолько повзрослела и возмужала, что мне не страшны никакие потрясения, беды и невзгоды. Мной одолевали проти–воречивые мысли. С одной стороны, получив знания, опыт и определённые навыки, хотелось испытать себя и использовать всё накопленное в школе с наибольшей отдачей на благо Родины. Ведь это Она доверила мне патриотическую миссию — избавляться от врагов Отечества. С другой стороны, отдав себя целиком и полностью служению Отчизне, надо забыть о себе, своих чувствах, человеческих слабостях и о том, что ты просто женщина. И тем не менее, мне казалось, что я смогу совместить эти две совершенно несовместимые вещи — любовь и долг, и буду делать всё возможное, чтобы было это именно так. Как–то, лёжа в постели, переполненная нежными чувствами к своему единственному, близкому и любимому Васе, пыталась представить нашу будущую романтическую встречу, но она получалась какая–то будничная, расплывчатая и не столь яркая, как бы мне хотелось. Возможно, время уже поработало против нас и всё больше и больше отдаляло, порождая сомнения и страхи относительно верности, любви и искренности чувств любимого. Видя, как я мучаюсь, ворочаюсь на кровати и не могу заснуть, Нина спросила:

— Лен, ты что не спишь? Переживаешь, что Вася тебя не дождётся и полюбит другую?

— Нинка, ты прямо телепат какой–то, попала в самую точку. Раньше я была совершенно спокойна и уверенна, что его чувства ко мне искренни и сильны, но сейчас, после многомесячной разлуки, меня начинают одолевать сомнения. Он из тех парней, на которого уже не одна девушка поди положила глаз. Если бы хоть пере–писываться можно было, а то пропала, как сквозь землю провалилась, а он — думай, что хочешь. Мне кажется, и его такие мысли мучают.

— Я тебе советую не думать о нём и выкинуть его из головы. Теперь ведь неизвестно, куда тебя направят, может, в самое логово врага, а твоя секретная командировка продлится несколько лет. Встретитесь и опять разлука. Какой парень будет ждать, пока ты выполнишь свой патриотический долг и вернёшься к нормальной человеческой жизни. Да, и ты, городская девушка, поедешь к нему в деревню? Что ты там будешь делать? Рожать детей и жить в нищете?

— Нина, я не ожидала от тебя таких слов. Если он деревенский парень, значит человек второго сорта? Нет, милая моя, ты не права. Он достаточно умён и развит, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. Я верю, он из тех парней, которые слов на ветер не бросают, он обязательно найдёт себя в избранной профессии, и все наши планы сбудутся, я помогу осуществить его мечту.