Небом крещенные
Шрифт:
— Слышь, Вадим… Пошли своего Петровича за поллитровкой, он достанет.
Не хотелось Вадиму этого делать, но сегодня, видно, надо.
Петрович, сержант лет тридцати, раньше был механиком командира полка, со всеми вытекающими отсюда преимуществами: новенький самолет, задания лишь изредка, независимость. Да не удержался на своей должности Петрович. Работая до войны художником в рекламном бюро, частенько "закладывал", ту же привычку сохранил в армии, только подпольно. Однажды украл спирт, предназначенный для промывки приборов, напился и проспал боевой вылет. Командир полка решил было отправить его в штрафную
Скрепя сердце Вадим вернулся на самолетную стоянку и вполголоса дал Петровичу указание насчет пол-литра. Тот прижмурил глаза и соединил свои руки в пожатии: понял, будет сделано.
В полукилометре от аэродрома — село. Наполовину разрушенное и сожженное, но почти все жители, в основном бабы, старики и ребятишки, уже вернулись к своим очагам. Здесь квартировали нынче и летчики полка, занимая два просторных, пока бесхозных дома. В бывшем амбаре была оборудована летная столовая. Техники и механики жили на аэродроме, в землянках.
За ужином сегодня полагалось летчикам по сто граммов водки: боевой вылет был.
Выпив, Булгаков только огурчик пожевал, а к другой пище не притронулся.
За столиками нарастал гул. Что бы там ни случилось, а водка поднимала настроение. Официантка скрытно передала Вадиму завернутую в газету бутылку — посылку от Петровича. Вадим под столом налил по полстакана всем четверым летчикам, сидевшим за их столиком.
— Налей полный! — потребовал Булгаков.
Вадим добавил ему.
Кто-то сказал:
— За Костю.
— Рано хоронить! — гаркнул Булгаков, тараща свои выпуклые глаза. — Замолчите все!
Он залпом осушил стакан. Чуть закусил и пошел от стола, закуривая.
— Валька сегодня напьется, — сказал один летчик, сокрушенно покачивая головой.
— Ну и пусть, — отозвался Вадим.
В молчании закончили ужин. Пустую бутылочку сейчас же подобрала официантка. Летчики еще сидели, разговаривая, а Вадим вышел вслед за Булгаковым. Напарники должны держаться всегда вместе не только в воздухе, но и на земле.
IV
Капитан Богданов пролежал в постели несколько дней, но в госпиталь ехать отказался. Не дожидаясь полной поправки, встал.
На аэродроме он первым делом подошел к своему капониру и долго глядел в его зияющую пустоту. Пока там пришлют новый самолет, решил он летать на машине Розинского. Кто-то сказал, имея в виду Костину старенькую машину: "Богданов и такую научит летать".
Низкие, грудастые облака проплывали над аэродромом, временами накрапывал дождь. Посмотрел Богданов на небо и принял таксе командирское решение:
— Сегодня, братья истребители, вряд ли нас поднимут. Надо позаниматься.
Он направился к эскадрильской землянке, горбившейся среди редких деревьев лесной опушки,
В землянке в такую погоду сыро и прохладно, разит застоялым вчерашним запахом табачного дыма.
Богданов смахнул со стола коробку с костяшками домино:
— Спрячьте его подальше!
Занятие по изучению района полетов командир эскадрильи проводил испытанным в авиации методом. Летчики приготовили по листу бумаги. Требовалось по памяти начертить схему в радиусе триста километров: берег моря, реки, железные дороги, крупные населенные пункты. Короче говоря, не глядя на карту, надо нарисовать ту же карту. Свой район полетов истребитель должен знать назубок. В воздушном бою да и вообще во время любого тактического маневра ему некогда смотреть в карту. Она у него за голенищем так, на крайний случай. Где бы ни оказался истребитель после воздушного боя, куда бы ни выскочил, всегда должен опознать местность под крылом. Только так. Иначе будешь блудить и упадешь где-нибудь без горючего.
Летчики пыхтели над контрольным заданием. Не так-то просто вычертить схему, если даже отлично помнишь, где что. Одному Вадиму работа нравилась и давалась легко: чай, художник. Его карандаш ловко сновал по бумаге, оставляя уверенные штрихи. Лучами разошлись на юг и на запад от Ленинграда железные дороги, извилистой линией обозначился берег Финского залива. Река на сегодня совпадает с линией фронта. На характерном перекрестке дорог — крупный населенный пункт, а южнее, в нескольких десятках километров, буквой "Т" отмечен свой аэродром. Надо еще нанести другие аэродромы, которые могут быть использованы как запасные.
После того как закончили рисование, капитан Богданов собрал листы, просмотрел их и каждому летчику выставил оценку.
Следующее занятие по тактике воздушного боя Богданов поручил вести командиру звена Бровко, а сам пошел на КП полка.
Бровко, высокий, рыжий, вывел летный состав из землянки. Дождик капает? Ничего, не сахарные. На моделях самолетов и просто так, размахивая руками, стали разбирать возможные варианты при встрече с истребителями и бомбардировщиками противника. Все это, конечно, надо, но до чего же скучно. Булгаков позевывал в кулак.
К полудню облачность поднялась повыше, там и здесь появились "окна", в которые проглядывало голубое небо. Снизу на них с завистью и надеждой смотрели летчики.
Капитан Богданов принес новость: сегодня на аэродром сядет бомбардировочный полк. Видно, готовилось очередное наступление, силы собирались в мощные ударные кулаки.
— Может быть, сходим на сопровождение, Яков Филиппович? — спросил Бровко. Он один называл комэска по имени-отчеству, и у него это получалось Бполке естественно. Остальные летчики обращались к Богданову по званию: "товарищ капитан".
— Певеошников на сопровождение бомбардировщиков не посылают, это дело фронтовых истребителей, — ответил Богданов. Добавил, улыбнувшись загадочно: — Но в наше время все может быть…
Что-то знал Яков Филиппович, да пока держал про себя. Улыбаясь, вот так, как теперь, он имел привычку облизывать губы, и они у него были попеременно то влажными, то шорхлыми, прихваченными ветром; улыбка его казалась немного соленой. Большой, русоволосый, чуть заметно окающий, он напоминал русского былинного богатыря, переодетого в форму летчика.