Нечаянная любовь
Шрифт:
— Да…
— Я был немного грубоват… Я не хотел, чтобы так было.
Джулия коснулась ладонями его груди, потеребила волосы. Ему это понравилось, как и все, что она делала.
— Нет, ты вовсе не груб…
Они лежали рядом, голова Джулии покоилась на его плече. Губами он прижимался к ее волосам и думал о том, что теперь необходимо внести изменения в план. Вполне возможно, могут возникнуть осложнения, в которых виноват он сам. Но сейчас ему не хотелось ни о чем задумываться. Рядом с ним под разноцветным
— Ты уверена, что я не обидел тебя?
Джулия взглянула в его глаза. Мерцающий свет лампы придавал ее коже удивительный оттенок, глаза сияли, волосы переливались золотистыми искорками.
— Это было замечательно.
Ему было приятно слышать такие слова. Хотя, быть может, ее восторг связан не столько с ним лично, сколько с тем, что она в замужней жизни не знала настоящей близости с мужчиной. Ему казалось, что он взял ее, как дикарь, в безумном страстном порыве. Он просто не мог справиться с собой…
— Теперь у меня кудрявые волосы?
— Нет, кажется, они все еще прямые, — рассмеялась Джулия.
Гилберт не мог отвести от нее глаз. Она светилась красотой и счастьем. Никогда она не была еще так прекрасна, так очаровательна. И принадлежала только ему!.. На эту ночь.
Он слышал, что в город уже приехал новый доктор. Теперь ей не придется лечить бедных шахтеров, вваливающихся к ней в приемную ночью и днем… Она положила деньги на его счет. Ему только нужно взять их. Больше он не задержится в Стайлзе ни на день!
Гилберт перебирал пряди блестящих шелковистых волос.
— Ты написала жене Мосси?
— Да. Неделю назад. Когда я заговорила с ним о его семье, он очень расстроился. Сначала не хотел говорить. А потом подумал и согласился, чтобы я написала его жене.
Гилберт был рад. Ему не хотелось оставлять Мосси одного. Как и Ли. Но теперь у Ли есть Сарабет, он не так одинок. А у Мосси нет никого, кроме Джулии.
Она зашевелилась, устраиваясь поудобнее.
— Когда ты рассказал о Мосси, я много думала о войне. Почему война приносит много горя таким людям, как Мосси и Ада? А другим — нет… А ты?..
Гилберт посмотрел на нее, не зная, что ответить. Он никогда не задумывался. Просто запрещал себе вспоминать о войне. Но Джулия ждала от него ответа. Внезапно все показалось простым, ответ пришел сам собой.
— Мне довольно легко удалось справиться с воспоминаниями. Наверное, все скандалы я устраивал ради того, чтобы забыть о войне!
— Ты был ранен?
— Нет. Мне было несладко, но я не получил ни единой царапины! — он задумался. — Наверное, слишком боялся умереть. Может быть, даже… боялся встретиться на том свете с мамой.
— Почему? — Джулия встрепенулась, удивленно посмотрела на него.
— Она была квакером, — ответил он, не задумываясь. — Ненавидела оружие, войны, любое насилие. И
Он замолчал, ожидая, что скажет Джулия. Будет удивлена или шокирована?.. Джулия молчала.
— Ты спрашивала у меня однажды, как моя мать относилась к тому, что я ушел воевать?
— Да. Когда мы сидели на крыльце… Но ты почти ничего не ответил, вернее чего-то недоговорил…
— Да, мы с тобой тогда ели рисовый пудинг.
Джулия улыбнулась. Господи, как с ней легко! Она все понимает. Слова будто бы сами просятся наружу.
— Когда началась война, я рвался сражаться. Мама хорошо понимала, что у меня на уме. Но знала также, что скоро умрет. Перед смертью она умоляла меня не отступать от нашей веры. Говорила, что мы не должны участвовать в смертельной борьбе. Убеждала меня, что на войне я познаю зло и порок. И я пообещал, что не отступлюсь от нашей веры. Я поклялся умирающей маме!
Прошлое и до сих пор не давало ему покоя, тревожило. Он не мог простить себе, что нарушил клятву и обманул мать… Он говорил тихо и медленно, пытаясь как можно полнее выразить чувства, таившиеся в душе много лет.
— Когда мама умерла, мне исполнилось четырнадцать лет. Меня отправили в сиротский приют. Я не мог жить на новом месте, среди чужих мне людей. Потом убежал и вступил в армию.
Джулия молчала. Даже не зная, о чем она сейчас думает, он чувствовал, что она не осуждает его. Он никогда никому не рассказывал, что нарушил клятву, данную матери. Стыдился говорить, упоминать, считая, что этим только доказывает низость своего характера. Он был уверен, что Джулия не подумает так. Похоже, она не собирается видеть в нем только порочное.
— Гиб, ты успокоил ее перед смертью, — тихо сказала Джулия. — Ты сказал то, что ей хотелось услышать, предоставил возможность умереть в мире.
— Она всегда учила меня быть добрым, нежным для того, чтобы я познал милость Божию. Выходит, она зря тратила время. На войне, когда пришлось стрелять, я убивал людей так же, как все остальные. А потом застрелил Хокета. Он заслуживал того, такой человек не имеет права ступать по земле. И все равно после убийства я чувствовал себя самым последним человеком. Потому что еще раз предал свою мать!
Джулия ласково обняла его.
— Люди не должны жить для мертвых. Мы должны жить для себя. Твоя мать была прекрасной, великодушной женщиной. И она тебя очень любила!
— Ты так считаешь? — вздохнул Гилберт.
— На детские плечи легла чересчур тяжкая ноша. Нечего удивляться, что ты такой необузданный!
Гилберт наклонился и поцеловал Джулию. Мягким движением она убрала с его лба жесткие непослушные волосы.
— Гиб, ты очень нежный. Твоя мама воспитала тебя таким. Что бы тебе не приходило в голову, ты очень чуткий мужчина, знай об этом.