Нечаянная любовь
Шрифт:
Джулии показалось, что Вера и Отис не разделяют общего мнения о поступке Гиба.
— Мне пора идти, — Гарлан встал, подал руку Джулии, помог ей подняться. — Моя дорогая, ты, кажется, устала, — он погладил ее руку мясистыми, мягкими и влажными ладонями. — Ты сильно похудела, я подозреваю, что ты ничего не ешь.
Джулия была чересчур возбуждена и обескуражена, потеряла сон и аппетит.
— Гарлан, я делаю все возможное, чтобы прийти в себя.
Он посочувствовал и успокоил:
— Не успеешь и оглянуться, как все встанет на свои места.
Но Джулия прекрасно
Когда Гарлан уехал, Джулия пошла в операционную.
Помещение слегка опустело. Но, несмотря на это, не казалось опустошенным. За годы врачебной практики Эдвард накопил столько оборудования и инструментов, что их было бы достаточно оснастить, по краней мере, две операционные и два медицинских кабинета. Доктор Бичем уезжал вполне удовлетворенным и счастливым.
Джулия прошла в кабинет Эдварда, села в кожаное кресло. Взяла на колени Пчелку и закрыла глаза, чтобы не давать волю слезам. По вечерам, когда она оставалась одна, страшно хотелось плакать! Джулия понимала, что глупо жалеть себя. Друзья чрезвычайно добры и внимательны. Дотти, Луиза, Рената, Гарлан — никто из них ни разу не упрекнул и не осудил ее. Осталось достаточно денег, чтобы не слишком беспокоиться о будущем. К тому же она договорилась с доктором Бичемом о профессиональном сотрудничестве.
Однако, открывая по утрам глаза, чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете. Темными и долгими ночами, лежа без сна, вспоминала все. И потом весь день мучилась, чувствуя себя усталой и разбитой. Должно пройти много времени, чтобы она могла смириться, а сердце — успокоиться.
Сумерки сгущались. Джулия зажгла лампу и заставила себя посмотреть заметки, которые когда-то делала о схватках и родах при деформации таза. Она все больше волновалась за Рут. Ведь если возникнут осложнения, надо быть готовой оказать посильную помощь.
Она взяла с полки перевод книги Зангера, сделанный Эдвардом с немецкого языка. Нашла статью о пользе маточных швов при кесаревом сечении и сравнила вывод с другой работой, посвященной проблеме постоперационных кровотечений при удалении матки. Джулия вспомнила, что намного раньше Эдвард написал статью об использовании маточных швов американскими врачами.
Поставив лампу на стол, нагнулась над ящиком с папками и принялась неторопливо перебирать их. Пчелка разнеженно терлась о ее ноги и мурлыкала. Нужные материалы Джулия вынимала из ящика, остальные задвигала обратно. Она вынула последнюю папку и замерла от неожиданности. На папке рукой Эдварда было выведено единственное слово: «Гиб».
Сердце забилось учащенно и тревожно. Положив папку на стол, Джулия раскрыла ее и увидела письма, написанные ровным почерком Гилберта. Это были письма, адресованные Эдварду и разложенные в хронологическом порядке начиная с 1872 года. Видимо, он писал, в основном, в первые годы после отъезда из Стайлза. Сообщал, где находится, что делает, проскальзывали описания разных мест: Юта, Колорадо, Калифорния, Нью-Мехико, Аризона…
Мексика.
Она взяла последнее письмо.
«Сан-Франциско. 19 сентября 1880 года».
«Дорогой доктор!»
Джулия читала с нарастающей горечью и смятением. Закончила читать, положила письмо, закрыла папку и долго смотрела на нее, ошеломленная и растерянная. Кружилась голова. Джулия не знала, что предпринять.
Поезд прибыл в Диллон днем. Гилберт опоздал на утренний дилижанс до Стайлза. И принялся расспрашивать на станции, не идет ли какой-нибудь фургон в ту сторону. Ему указали на желтый стедебеккер, который загружали со склада неподалеку. Гилберт тут же узнал девушку с черной индейской косой и красивой фигурой, затянутой в полосатые брюки.
Он взял свои вещи и неторопливо направился к девушке.
— Здравствуй, Сарабет!
Сарабет презрительно посмотрела на него и тут же устроила небольшую разминку языку. Закончив ругаться, потребовала:
— Нечего бездельничать. Помоги загрузиться!
День был хмурый, но теплый. Сарабет вспотела, устала, была раздражена. Наконец, они загрузили фургон. По-мужски широко шагая, Сарабет подошла к бочке с водой, наклонилась, жадно и долго пила. Гиб попытался завязать разговор.
— Когда стала перевозить грузы? Сарабет вытерла рот ладонью и посмотрела на него одним из самых язвительных взглядов.
— Если собираешься возвращаться в Стайлз, можешь на меня не рассчитывать. Не желаю, чтобы меня повесили с тобой за компанию!
Гилберт снял шляпу и почесал затылок.
— А что? Не так уж плохо? — ему представилось, как Макквиг стоит на краю города и держит в руках петлю…
— Ты будешь в Стайлзе таким же долгожданным гостем, как проститутка на церковном собрании!
— Сарабет, все равно я вернусь в Стайлз, повезешь ты меня или нет!
Она взглянула на него с омерзением, словно он был ползучим гадом, только что появившимся из-под камня.
— Какого черта?
— Это мое дело!
Она недоуменно и недовольно пожала плечами.
— Хорошо. Поехали.
Дорога вилась среди гор и холмов, мимо отвесных скал и лощин, заросших кустарником. Сарабет вела фургон хорошо, умело преодолевала крутые подъемы и справлялась со всеми кочками и выбоинами на дороге. Через какое-то время настроение у нее улучшилось. Не составило большого труда разговорить девушку. Она снова напустилась на Гилберта.
— Все считают тебя никчемным человеком, — сообщила она. — В городе и раньше о тебе были не слишком высокого мнения. Пожалуй, Ли единственный, кто еще пытается сказать о тебе доброе слово!